Наконец Полли успокоилась.

— Все, теперь точно все в порядке, — отозвалась она хриплым голосом.

Он не поверил.

Она наверняка притворяется, как всегда, думает о других, а не о себе. Да когда она вообще думает о себе?!

— Давай уложим малыша, — предложил Руджеро.

Девушка посмотрела на ребенка, который тихо сидел на ее коленях, все еще иногда вздрагивая, и поцеловала его в макушку.

— Идем, родной.

— Где лежат его пижамки?

— В том ящике.

Руджеро вынул какие-то вещи и передал Полли, которая ловко переодела Мэтти.

— Почему бы тебе не помочь? — спросила она.

Он мотнул головой.

— Еще не хватало чужаку принимать в этом участие.

Зато он помог девушке, накрыть ребенка одеяльцем.

Заснул малыш тотчас же, как его маленькая головка коснулась подушки.

— Ну вот, теперь все отлично, — проговорил Руджеро, с умилением гладя на сына.

— Он всегда такой милый, — отозвалась Полли. — Просто он вспомнил мамочку. Он скучает по ней. Только дети так сильно нуждаются в материнской любви.

— Не только дети. Разве ты не помнишь, как орал я? Правда, мне нет прощения, я же не ребенок.

Он любовно коснулся рукой колыбели.

— Возможно, мы с ним поможем друг другу, — задумчиво произнес Руджеро. — Кажется, мы разговариваем на одном языке.

— Я должна была об этом догадаться, — сказала девушка с явным сожалением. — Малыш просто устал. Столько всего нового вокруг!

— А как насчет тебя? — вдруг спросил Руджеро.

— Со мной все в порядке, — автоматически повторила она, как будто уже давно заготовила эту фразу, но слезы опять потекли по ее щекам. — Я не знаю, почему, просто вдруг…

— Это закономерно. Ты слишком долго терпела и справлялась со всем сама, но никто не может всегда быть сильным.

— Но я медсестра. Быть сильной — моя профессиональная обязанность.

— Даже медсестры — всего лишь люди.

— Я привыкла ухаживать за больными и слабыми, — прошептала Полли. — Но, знаешь, когда умирает твой близкий человек и когда это длится месяцами… Я так хотела помочь Фриде, но не смогла. Я ухаживала за ней, облегчала ее страдания, но я так и не принесла никакой пользы. Я не смогла, не смогла…

И вот опять. Волна отчаяния затопила ее, и в этом слепом отчаянии она подошла к стене и стала биться о нее лбом, не зная, что еще делать.

Руджеро тотчас же подскочил к ней, обнял и прижал ее голову к своей груди.

— Выпусти боль, пусть уйдет, не борись, — сказал он.

Она сделала неопределенный жест, словно хотела отстраниться, но он не отпустил ее. Так она прорыдала у него на плече еще несколько минут, и кажется, от этого ей стало намного легче.

Девушка почувствовала, что Руджеро ведет ее к кровати, усаживает и сам садится рядом. Кажется, у нее не осталось никаких сил. Сколько слез она выплакала!

Полли почувствовала, как он прислонился щекой к ее щеке и замер.

— Я хочу, чтобы ты мне все рассказала, — сказал он тихо.

— Но я уже и так рассказала. Мы так много о ней говорили!

— Нет, мы говорили обо мне и моей Сапфире, — грозно сказал Руджеро. — Но мы никогда не говорили о том, что она сделала с тобой, какую боль причинила тебе.

— Это неважно, — словно в лихорадке проговорила она.

— И ты в это веришь? Думаешь, твои страдания ничего не значат? Ты решила, что сама ничего не значишь? Тебе важно выговориться, облегчить душу, иначе ты сойдешь сума. А кто лучше выслушает, чем я?

Полли шмыгнула носом.

— Не прячь больше свои чувства, в этом нет надобности. Расскажи, как ты нашла в себе силы, как ты справлялась? Только не говори больше, мол, ты медсестра, такой ответ меня не устроит.

Слова Руджеро поразили ее в самое сердце, но она молчала. Это была незнакомая для нее территория, и она испытывала ужас. Но Руджеро можно доверять, его глаза не лгут.

— Начинай.

Девушка вздохнула.

— Фрида жила в Йоркшире, в доме, который Джордж называл Рэнли-Мэнор. А я жила на юге Лондона, рядом с больницей, в которой работала. Однажды вечером она появилась у меня на пороге, держа на руках Мэтти. Джордж выгнал ее, узнав, что ребенок не его. Я приютила их. Сначала мы были счастливы. Фрида отлично готовила, я даже стала поправляться: до ее приезда я ела как попало. Потом она сообщила, что у нее возникли некоторые подозрения насчет ее здоровья. Она прошла обследование, и анализы показали: никакое лечение уже не поможет. Мне пришлось ухаживать за ней, но самое худшее было впереди…

Полли перевела дыхание.

— Что?

— Нет, это неважно.

— Важно! Рассказывай!

— Не надо, пожалуйста! — она снова чуть не зарыдала.

— Полли, либо ты скажешь сейчас, либо потом это будет отравлять всю твою жизнь.

— Не могу…

— Можешь, ведь я же рядом.

Руджеро наклонился и поцеловал ее прямо в макушку.

— Расскажи мне все. Расскажи сейчас.

— Фрида доверяла мне, ведь я отличная сиделка. Однажды она сказала мне: «Ты медсестра, Пол, ты не дашь мне умереть, правда?» Так она повторяла много-много раз, а я кивала и кивала. Что я могла сказать? На самом деле я ничего не знала и ничего не могла…

— Но ты сказала именно то, что она хотела слышать, да?

— Я была вынуждена. Неважно, соврала я или нет, но я ее успокоила. Я продолжала врать почти до самого конца.

— Но ведь ты не могла поступить иначе. Она тебе верила?

— Какое-то время. Но в конце концов она все поняла. В ее глазах появился ужас. По ночам Фрида рыдала у меня на плече. Днем она веселилась и играла с Мэтти. Она была отличной матерью. Ей нравилось проводить с ним время. А когда ее здоровье совсем ухудшилось, Фрида просто разговаривала с малышом. Вот почему он так хорошо говорит, хоть еще совсем маленький.

Полли чуть-чуть отстранилась.

— Я рассказала тебе самое худшее о ней, но еще тебе надо знать о ее положительных качествах. Она была отличной матерью. Малыш чувствовал себя рядом с ней в безопасности. Она любила его больше всего на свете, поэтому ее смерть так ужасно на него повлияла. Он же знает, что потерял самое дорогое в жизни. Ты должен понимать это чувство, тебе оно знакомо.

— Больше нет.

— Но для него так будет всегда.