Стенли Гиббсон. В этот раз он принимал гостя сам. Он поднялся из кресла и шагнул навстречу Жукину с протянутой для рукопожатия рукой. Кроме него в комнате находился Стенсон. Джеральд сидел в мягком кожаном кресле. Он был в джинсах и светлой рубашке с надетой поверх нее наплечной кобурой, из которой демонстративно торчала внушительная серебристая рукоятка двенадцатизарядной «Беретты». — Снимите с него наручники.
Громила отстегнул наручники. Александр потер затекшие запястья, но руки Гиббсону не подал.
— Насколько я понимаю, приятельские отношения между нами закончились? — вопросом ответил он на приветствие.
— Ну почему же. Мы вполне можем оставаться друзьями. Не слишком вежливый прием вызван только вашей удивительной способностью уходить от моих людей. Прямо таки — растворяться. Кстати, как вы это делаете? Поделитесь секретом…
— Верните, прежде всего, часы. Ладно — незаконные похищения, камера в подвале, но часы воровать, это уж сверх всякой меры! Это просто недостойно, низко! — попробовал получить назад свое преимущество Жукин, все еще надеявшийся, что секрет его часов им неизвестен.
Сидевший в кресле Стенсон криво усмехнулся, но промолчал.
— О часах мы еще поговорим. Так все-таки, как тебе два раза удалось скрыться от моих сотрудников? Может быть, именно в этих симпатичных часиках неизвестного производства весь секрет? Что-то уж больно ты о них заботишься. Так, где же собака зарыта, Жукин? — убрав улыбку с лица и перейдя на более жесткий тон, продолжал настаивать Гиббсон.
Не зная, что отвечать, как более или менее правдоподобно объяснить свои чудесные исчезновения, Жукин тянул время, пытаясь хоть как-то собраться с все еще путавшимися в голове мыслями.
— Дайте воды, очень хочется пить, — попросил он.
— Может быть коньяк, виски, водка… — В смягчившемся голосе Стенли послышалась надежда на установление взаимопонимания.
— Воды, — повторил Жукин.
Стенли нажал на кнопку под столешницей. В дверях тут же возникла массивная фигура «бритого».
— Принесите воды нашему гостю.
— Что-то не очень я похож на гостя, — уводил разговор в сторону Жукин. Время сейчас играло на него. — Скорее уж на пленника.
— Ну что ты, Саша! Пока ты гость. И я надеюсь, им останешься. Но для этого ты должен абсолютно все нам рассказать. Что ты накопал в своей домашней лаборатории? Как тебе удалось украсть плутоний? Кто помог тебе уйти от моих людей? Что ты сделал с моим братом? Где изготовлены твои волшебные часики, с помощью которых ты изготавливаешь доллары? Купюры, кстати настоящие, мы провели экспертизу. Добровольно ответив на эти и некоторые другие вопросы, ты не только получишь свободу, но и обеспечишь себя на всю оставшуюся жизнь. В противном случае мы все равно узнаем ответы, но ты не получишь ничего. Кроме того, нам придется применить специальные средства, после чего ни здоровье, ни свободу, ни жизнь мы тебе гарантировать уже не сможем, — закончил свой список Стенли.
Жукин еще раз убедился, каким неосторожным растяпой он оказался. Если в лаборатории Гиббсона он все сделал чисто, по крайней мере, вопроса о его визите туда задано не было, то в Питере воздух юности основательно вскружил ему голову. Если Стенсону удалось засечь его в момент изготовления денег, то уж интегратора ему теперь точно не видать, как своих ушей.
После предварительного стука дверь распахнулась — «бритый» принес несколько бутылок с минеральной водой. Схватив у него бутылку, Александр осушил ее в несколько глотков прямо из горлышка.
— Ох, и достали меня ваши спецсредства, — оторвавшись, вымолвил он.
— Это самое безобидное, — с ехидной улыбкой ответил Стенли. — Нам нужно было доставить тебя сюда с ясной головой и в добром здравии. Так каков будет ваш положительный ответ?
— Мне не до каламбуров… Дайте подумать.
— Сколько ты будешь думать? Даже моему ангельскому терпению есть предел. Я вообще не привык откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Я и так слишком долго ждал и устал от этого.
— Сутки.
— Это слишком долго. Сейчас восемь вечера. В восемь утра я жду ответов на свои вопросы. Отведи его в камеру, — кивнул стоявшему здесь же бугаю Стенли.
В эту ночь Оксане снились какие-то кошмары, так что задолго до рассвета она проснулась и не могла больше уснуть. Рядом, в их трехместной комнате общежития мирно спали ее подруги-однокурсницы. Боясь их разбудить, она долго лежала в темноте. Что-то беспокойно ныло в груди.
«Может быть что-то с Сашей?» — подумала она.
Удивительно. Неправдоподобно. Нереально! Всего за несколько часов, совершенно чужой, незнакомый человек стал таким близким, родным, как будто она знала его всю свою жизнь!
Оксана никогда не была обделена мужским вниманием. Она была красива и всегда знала это. Мальчики клеились к ней еще с детсадовского возраста. В младших классах школы, пытаясь обратить на себя ее внимание, дергали за косички, выделывали перед ней разные храбрые штуки. Потом носили портфель, пытались подарить всякую детскую мелочь. Она не брала. Иногда, конечно, хотелось взять, но мама раз и навсегда сказала: «Это нехорошо». Поэтому подарки она привыкла брать только в официальном порядке — в присутствии родителей.
Маму она слушала и уважала. Мама всегда умела просто и понятно ответить на возникавшие вопросы, научила четко различать главное и второстепенное, настоящее и наносное. Поэтому Оксана и в мужчинах научилась ценить не мускулы и смазливую внешность, а, прежде всего ум и порядочность. В конце концов, мускулы можно накачать, если есть сила воли, внешность тоже можно исправить. Человек ведь только до тридцати лет носит лицо, данное от природы. После тридцати — то, которое сделал себе сам. На нем уже можно прочесть все достоинства и пороки, накопленные человеком. Да и не лицо главное в мужчине. А вот если ты вырос негодяем и подонком, пусть даже симпатичным, исправить тебя практически невозможно. Оксана была убеждена — если уж связать свою жизнь с человеком, то с таким, в котором ты была бы уверена на сто процентов. С которым тебе интересно было бы общаться, жить, воспитывать детей.
Свою будущую профессию она тоже выбрала во многом благодаря маме. Однажды к ним в гости пришла мамина знакомая, работавшая режиссером на телевидении. Она просто очаровала Оксану, легкостью в общении, эрудицией, причастностью ко всем городским новостям и тайнам. Папа, не выдержав женской болтовни, извинившись, ушел спать, а они втроем проболтали за чаем допоздна. После этой встречи Оксана твердо решила, что будет поступать на журфак, где в свое время училась и Нина, как звали мамину подругу.
Чтобы почувствовать вкус профессии, которой она собиралась посвятить жизнь, Оксана устроилась, по совету Нины, внештатным корреспондентом в местную газету. Редакционная жизнь закружила и увлекла ее. Она приходила на планерки, летучки, где кипели споры и страсти. Бывала на городских мероприятиях, встречалась с интересными людьми, брала сводки происшествий в милиции, бегала на пресс-конференции, встречала гостей города. Писать поначалу не очень получалась, но ее редактировали, корректировали и вообще помогали. Так что к моменту поступления Оксана окончательно поняла, что это ее работа, ее среда обитания.
Поступив в университет, она «раскусывала» прилипчивых молодых людей на раз, два, три. Быстро обнаружив под внешней оболочкой очередного соискателя внутреннюю сущность, так же быстро их отшивала. Конечно, как и все бывала на вечеринках, ходила с подругами на дискотеки. Танцевать Оксана любила и умела. Еще в первом классе мама отдала ее в хореографическую студию, в которой она с
