Вы Новый год встречаете свободно, У вас в сиянии тысяча огней, И в этот день вы пьете, что угодно, Но нам от этого, друзья, не веселей, У нас по-прежнему вчерашняя забота, У нас по-прежнему вчерашняя печаль, У нас по утру дальняя дорога, А впереди — безжизненная даль. Вы с Новым годом поздравляете друг друга, У вас в бокалах пенится вино, А за окном играет у нас вьюга, Вы за столом, вы пьете, вам тепло. А что у нас? Те самые бараки, На нарах сотни бьющихся сердец, Свеча горит и в темном полумраке, Вздыхаем мы: «Да скоро ли конец?» Вы на балах в костюмах маскарадных, Под звуки вальса кружитесь вдвоем, А поздно вечером вы, где-нибудь, в парадных Подругам шепчете о том, о сем. Под Новый год вы, счастья нахлебавшись, Уснете в белоснежных простынях, А мы на утро, нехотя поднявшись, Пойдем работать снова при огнях. И так тихонько, годы проживая, Мы, каждый, ожидаем своего «звонка», А кто-нибудь на нарах умирая, «Вот, — скажет, — где моя судьба». Спешите жить, свободой дорожите, Бокалы напивайте пополней, А в полночь их соедините, Чтоб звон дошел до наших лагерей! В другой секции барака пели:
Новый год — для многих радость ты, С восторгом встретят молодой и стар, Шипит шампанское под перебор гитар, И пожелания, чтоб сбылись все мечты. Новый Год — гремели выстрелы, А я голодный на чужбине погибал, Таких людей, как я, считали «лишними» И начертали им надгробный инициал. Год побед — стремлюсь на Родину, Она так нежно всех в объятия звала, Звала так ласково в страну «свободную», Призыв звучал: «скорей поправить все дела». С вокзалов всех звучало радио, В эфире Родины все слышали слова: «Скорей домой, друзья, страна развалина, Вас ждет отечество и славные дела». Новый год, какой суровый ты, Взгляни в отечество, какая всюду ширь; Хожу под номером, зовут «изменником», С существованием — восточная Сибирь. Новый год, давно живу так я: Барак за проволокой, в бараке под замком, На нарах грязных сплю, как все мои друзья, В XX веке под штыком и номерком. Новый год — порядки старые: Колючей проволокой наш лагерь обнесен, Кругом глядят на нас глаза суровые И смерть голодная повсюду стережет. Совершенно неважно, что эти песни в душных бараках, на грязных нарах с соломенными матрацами, при тусклом свете «лампочки Ильича», были плохо рифмованы. Это, безусловно, не было большой поэзией. Важна вся душевная боль униженных и оскорбленных людей, дважды преданных советской властью, режимом в стране.
В феврале 1950 года вспыхнула эпидемия гриппа. В санчасти два фельдшера не успевали обслуживать больных. Дубинская, начальник санчасти, вызвала на помощь меня и врача Корнфельда. Мы
