Роман Роллан — очень чистый писатель. Очень нравится «Очарованная душа». Общегуманитарный еврейский вопрос. У Толстого он заимствовал «чистоту нравственного чувства».

Диккенс — очень колоритный. Попадаешь в Англию, в эпоху, забывая, что ты в России. Очень хороша характеристика типов: гуманисты, пройдохи. Он психолог. Мало литературного — это самое главное.

Никакая другая литература так не возвысилась, как русская. И возвысилась своим пониманием человека.

У меня написано 300 страниц о Помяловском. Это была целая диссертация. Но появился некто <… >, которому надо было срочно печататься, и я уступил ему место.

Жаль, что никто не написал монографию «Место сословий в русской жизни».

Я вписал крестьянский мир в мир привилегированный. И этим сделал упрек пушкиноведению, которое одну Арину Родионовну превознесло, а дядьку Пушкина забыло.

Кто написал о Серафиме Саровском и Пушкине? Кто теперь обратит на это внимание? О крестьянской интеллигенции и барине тоже никто не писал.

[О книге «Лекции-очерки по истории русской литературы первой трети XIX века».]

Хорошо, что книга о Ваньке Каине и «Записки» Болотова сейчас переиздаются.

У меня была идея — написать историю движения критической мысли в России. Не по темам, а как двигалась критическая мысль.

Я много занимался «второстепенными писателями». У них всегда видно, даже там, где это не нужно, как работает метафора. А у большого писателя это все органично. Ему не нужна лишняя метафора. Но сами гении многое у них взяли.

Художественная литература не нашла отражения нынешним бедам человечества. Писатели забыли, что главное — человеческое сердце и борьба, страдание, связанное с ним. Литература так называемого «факта» тоже не выдерживает критики. На литературу понижен спрос. Нам нужен сегодняшний факт — говорит обыватель. Такая односторонняя тенденция нехороша.

Серьезный писатель не может учитывать читательский спрос. «Не продается вдохновенье…» Только на расстоянии может возникнуть большое и серьезное.

Первый признак того, что произведение хорошее — когда о героях судят и говорят, как о живых людях. То же и в театре. Но я мало видел таких спектаклей. Билет в театр всегда стоил дорого.

Нашему искусству была чужда идея народничества.

Формализм — то, что может быть вспомогательным для исследования, но вторую жизнь дать исследуемому предмету (искусству) не может.

[О врубелевском стекле.]

Эпоха декаданса. Оно было в ходу. Ничего не изображает (волна, море — абстракция). Декаданс — утрата формы. Форма должна быть разрушена. Это очень существенно в выражении содержания и чувства. Так убивается и содержание. Остается только настроение. Содержание было заменено настроением, и утрачена сама идея формы.

Открыли ДНК. Но еще не прочитали. Генетическая карта. Таблица Менделеева еще не заполнена. Но ДНК -

это куда сложнее. А расщепление атома однажды откры- ли — сделалось преступлением против человечества Но человеку, видимо, не все дано.

[О Лескове]

Кто-то написал донос на мой семинар по Лескову. Сказали, что семинар надо закрыть. Я всех распределил по кафедрам. Меня вызвали писать заявление о закрытии семинара. Деканом тогда был Ухов. Потом выяснилось, что писали не из семинара, а из парткома. Это еще хуже. Писали из зависти.

Я вел семинары по Лескову лет сорок. Я его, можно сказать, в люди вывел. И в том, что Лескова теперь рассматривают как классика, есть и моя заслуга. Я его из 'второстепенного ряда» в первый ряд поставил.

Я хочу от вас рассуждений об идее, об искусстве. Сейчас образовательный ценз очень снижен. Филологу не нужно заниматься религиозными вопросами. Сейчас другая психика, другой мир, более бедный. Последние исторические события сняли духовные страдания, само понятие духовно-душевных страданий. После революции были другие страдания: нет хлеба, нет денег на гроб, похоронить близкого человека не на что.

Сейчас не может быть Печориных, Вер, лесковских героев.

[Университет]

Я прочитал в МГУ 23 курса. И первый — «Северная агиография и монашество в северных монастырях».

Когда я работал замдекана на вечернем отделении, я сказал выпускникам: «Выше поднимайте стяг апостольского живого слова!»

Человек одного со мной круга и хорошо ко мне относящийся А.К. Старкова (преподавала английский язык) говорила: «Когда я служила у Ливана на ночном отделении…» Или: «Если Либан направил свои войска, значит он победит».

Еще в ИФЛИ я с Еголиным принимал экзамен по литературе у Твардовского. Твардовский написал «Василия Теркина». Герой с таким именем есть у Боборыкина. Но Твардовский утверждал, что он не знал этого автора и этого имени.

У меня всю жизнь была идея перевести энергию болезни на энергию постижения знаний, и тогда больного можно излечить. Я всю жизнь занимался больными.

А.Г. Соколов говорил обо мне, что писать у меня диплом — счастье, потому что я с каждым студентом работаю над каждым словом.

Ты обратила внимание, что работы, написанные по заказу, очень бесцветны, неинтересны? В них нет никакой мысли.

Сейчас идет грызня вокруг словаря Ожегова. Хотят объявить несостоятельной такую огромную работу. Переиздание словаря в первозданном виде без «г» и «ж», из-за которых разгорелась полемика.

Сергей Иванович Ожегов — очень талантливый человек. Лингвист.

Шведова — умница, с ясной головой (одна из дочерей Айхенвальда, который писал «Силуэты русских писателей»), Виноградов, когда она работала в МГУ, решил ее убрать, как «дочь эмигранта», в Академию наук, подальше от студента.

Я думаю, что Интернет не может быть системой обучения. Нажатием кнопки знаний не получишь. Важно, как человек ищет ту или иную книгу. Он и другие читает, отбирает нужное, ненужное. И сам этот поиск уже интересен и плодотворен.

Всегда надо помнить: милости хочу от природы, а не жертвы. (Надо отдавать людям столько, сколько они требуют.)

Я заступался за А.Г. Соколова. Он мне когда-то жизнь спас, когда я был тяжело болен. После моего выступления мне хлопали стоя. Но партрешение отменено не было, и деканом назначили Андреева. Потом был И.Ф. Волков, с ним у нас были хорошие отношения. Он сразу сказал: «Я ничего делать не буду».

Моя борьба с идеализмом началась на кафедре теории литературы, когда Г.Н. Поспелов всех пичкал Гегелем. А.Н. Соколов знал философию лучше Поспелова. Наука, знания раскрепощали человека.

П.Н. Сакулин — ясный. Он пишет мыслями, а не словами. Современные литературоведы пишут словами, которые не складываются в мысли.

Я пережил три времени, три формации. И не хотел бы пережить это еще раз. И ни в одном времени не было хорошо. (Как было на рабфаке: «Минус умный — плюс дурак».) Но я избежал всяких репрессий. Разве этого мало? Э.В. Гофман-Померанцева (профессор, доктор) мне говорила: «Давайте, Николай Иванович, соберем советский фольклор». Я сказал: «И что тогда будет? Мы с этим фольклором на Соловки поедем». Я понимал, откуда ветер дует: со стороны реакции или прогресса.

Движение диссидентов вовсе не прогрессивное явление. Сахаров открыл бомбу и ужаснулся своему открытию.

В академической среде главное кого-нибудь свалить, показать, что этот авторитет ничего не стоит.

А.Н. Соколов — автор учебника по литературе XIX века. Я был в соавторах первой редакции. Соколов кончил Духовную академию. Доказывал, что только самодержавие спасет Россию, церковь. Когда евреев