Последний — из своего детства.
Ее рейс исчез с табло.
А Шарль все стоял. Не сдвинулся ни на миллиметр, собирался с силами. В кармане прозвенело: новое сообщение. «ЯТЛ»
Пальцы скользили по кнопкам и пришлось вытереть руки о грудь, чтобы ответить соответствующе: «Ml 2».[260]
Посмотрел на часы, развернулся, растолкал людей, запутался в чужих чемоданах, сдал свой в камеру хранения, добежал до стоянки такси, попытался пролезть без очереди, наорали, приметил мототаксиста с надписью «все направления» и попросил отвезти его туда, где переполнилась, наконец, чаша терпения.
Хватит: никогда больше не сядет в самолет, не расставив все точки над и.
Никогда в жизни.
В сотне метров от лицея, куда Матильда пойдет учиться этой осенью, зашел в агентство недвижимости, сказал, что ищет трехкомнатную квартиру, чем ближе тем лучше, ему стали показывать фотографии, добавил, что у него нет времени, выбрал самую светлую, оставил свою визитку и подписал чек на круглую сумму, чтобы его приняли всерьез.
Обещал вернуться через два дня.
Снова надел шлем и попросил шофера отвезти его на тот берег.
Оставил ему свой портфель, заверив, что он ненадолго.
Знаменитый бежевый ковролин особняка Chanel… Словно перенесся на десять лет назад, увидел свои огромные ботинки под прицелом дежурного холуя.
Попросил ее позвать. Добавил: срочно.
У него зазвонил мобильный:
— Матильда опоздала на самолет? — забеспокоилась она.
— Нет, но ты можешь спуститься?
— Я на совещании…
— Тогде не спускайся. Я только хотел тебе сказать, что мне уже лучше.
Почувствовал, как в голове под красивой прической что-то щелкнуло и механизм заработал.
— Погоди… Я думала, ты тоже улетаешь? — засмеялась она немножко
— Улетаю. Не волнуйся… Мне лучше, Лоранс, правда, лучше.
— Слушай, ясчастлива, — засмеялась он намножко нервно.
— Так что ты можешь бросить меня.
— Что… Что это еще за новости?
— Матильда рассказала мне о ваших с ней беседах…
— Чушь какая… Подожди, я сейчас…
— Я спешу.
— Я иду.
Впервые за все время их знакомства, ему показалось, что она слишком сильно накрашена. Добавить ему было нечего. Он нашел квартиру, время поджимает, у него самолет.
— Шарль, перестань. Это ерунда… Бабские разговоры… Ты же знаешь, как это бывает…
— Все в порядке, — улыбнулся он ей, — это я ухожу, я. Это
— Ну… Раз так…
До чего же она элегантна во всем — наверно, он никогда не перестанет этим восхищаться.
Она еще что-то добавила, но из-за шлема он не расслышал и покивал, не зная чему.
Похлопал мотоциклиста по колену, призывая его быстрее маневрировать среди машин.
На этот рейс он
* * *
Через несколько часов Лоранс Берн отправится в парикмахерскую, улыбнется Джессике, наденет халат, сядет перед зеркалом, пока та разводит ее краску, возьмет журнал, полистает светскую хронику, поднимет голову, посмотрит на себя в зеркале и расплачется.
Что дальше, мы не знаем.
Эта история больше ее не касается.
Открыл огромную папку под названием
Перечитал свои записи, проверил название гостиницы, посмотрел в иллюминатор на контуры городов и подумал, что хорошенько выспится. Что наконец опомнился, нашел себя, восстановил гармонию.
Подумал о многом другом. О проделанной работе, об удовольствии, которое она ему доставляет, и о том, что ею он может заниматься где угодно. В своем офисе, в неизвестной ему трехкомнатной квартире, в кресле самолета или…
Закрыл глаза, улыбнулся.
Все это будет очень непросто.
Тем лучше.
Такая уж у него профессия, находить решения…
«Деталь стыка каменных модулей колонн, демонстрирующая внедрение системы стального стержня». Так было написано под последним чертежом.
Сила тяжести, землетрясения, ураганы, ветер, снег… Вся эта дрянь, которую называют издержками эксплуатации и которая, как он только что вспомнил, очень его забавляла…
Отправил сообщение в
часы.
Хотел жить в одном времени с ней.
***
Встал очень рано, поинтересовался у консьержа, доставлен ли взятый им напрокат смокинг, выпил кофе в картонном стаканчике, спускаясь по Мэдисон-авеню, и, как всегда, когда попадал в Нью-Йорк, принялся глазеть по сторонам. Для того, кто ребенком играл в
Впервые за много лет прошелся по магазинам и накупил себе одежды. Пиджак и четыре рубашки.
Четыре!
Время от времени оборачивался. Словно чего-то боялся и вместе с тем ждал. Что кто-то схватит его за плечо, и око в треугольнике[263] явится ему, и чей-то голос с небоскреба окликнет его: «Эй ты… Ты не имеешь права быть таким счастливым… Что это ты там опять украл, что это ты прячешь, прижимая к груди?»
Да нет… у меня… думаю, просто треснуло ребро…
Подними руки, проверим.
И, подчиняясь чьей-то воле, Шарль вливается в поток
Тряс головой, обзывал себя идиотом, смотрел на часы, напоминая себе, где он находится.