черту.
Большие восьмерки постепенно превратились в маленькие нули и наконец исчезли вовсе.
И все равно она снова заснула первой.
Все просто.
Она же таскалась в «Риц» с этими истеричками кореянками.
А Шарль считал баранов.
А также коров, куриц, кошек, собак. И детей.
И ее
И километры…
Встал на рассвете, сунул записку под дверь Матильды. «В одиннадцать внизу. Не забудь удостоверение личности». И три крестика вместо подписи — потому что так обозначают поцелуи в той стране, куда она улетала.
Толкнул дверь подъезда.
Вздохнул полной грудью.
— У нас еще почти час, ты хочешь перекусить?
— …
Его Матильда сегодня была какая-то странная,
— Эй, ты чего, — спросил он, хватая ее за шкирку, — волнуешься, нервничаешь?
— Немножко… — вздохнула она, прижавшись к его груди, — я даже не знаю, куда еду…
— Но ты же показывала мне фотографии, они выглядят очень даже
— Целый месяц, это так долго…
— Да ладно тебе… Не заметишь, как пролетит… И потом, Шотландия такая красивая страна… Тебе понравится… Ну, пойдем пообедаем…
— Я не хочу есть.
— Тогда выпьем что-нибудь. Пошли…
Пробрались между чемоданами и тележками и нашли столик в самой глубине какой-то замызганной забегаловки. Только в Париже такие грязные аэропорты, подумал он. И почему так, что тому виной? Тридцатипятичасовая рабочая неделя,
Она покусывала кончик трубочки, беспокойно оглядывалась, то и дело проверяла часы в мобильном и даже не нацепила наушники.
— Не волнуйся, малышка, я еще ни разу в жизни не опаздывал на самолет…
— Правда? Ты полетишь со мной? — притворилась она непонятливой.
— Нет, — покачал он головой. — Нет. Но я буду каждый вечер писать тебе SMS…
—
—
—Только не по—английски, ладно?
Как же ей было сложно держаться независимо…
Шарлю тоже.
Впервые она уезжала так далеко и так надолго.
Перспектива ее каникул страшно его угнетала. Целый месяц вдвоем в квартире, один на один, без Матильды… Боже мой…
Взял у нее рюкзак и проводил до рамки металлоискателя. Шла она очень медленно, думал: разглядывает витрины. Предложил купить ей газет. Она отказалась.
— Может, жвачек?
— Шарль… — она остановилась.
Знакомая сцена. Он часто провожал ее в лагерь и знал, как эта самоуверенная девчонка теряет всякую уверенность в себе по мере приближения к пункту сбора.
Шарль взял ее за руку, чувствуя себя польщенным, что именно он и есть ее опора, и уже обдумывал, как бы ее ободрить и поддержать.
— Да?
— Мама сказала, что вы расходитесь…
Пошатнулся. Словно в голову врезался Аэробус.
— Как?
Сдавленное односложное «как» могло означать: «Как, значит, она тебе уже это сказала?» или же «Как? Я не в курсе…» Но корчить из себя крутого не было сил:
— Я не в курсе.
— Я знаю… Она ждет, когда ты оклемаешься, чтобы объявить тебе об этом.
Тяжелый аэробус. А380, что ли?
— …
— Она говорит, что ты сам не свой последнее время, но как только у тебя все наладится, вы расстанетесь…
— Вы… Странные у вас с мамой разговоры, для твоего возраста, — все, что он смог ей ответить.
Они подошли к нужному терминалу.
— Шарль?
Она обернулась.
— Да, Матильда?
— Я буду жить с тобой.
— То есть?
— Если вы и правда разойдетесь, предупреждаю: тебе придется взять меня с собой.
Поскольку последнюю тираду она умудрилась выдать точь-в-точь, как красотка в ковбойском фильме, небрежно сплевывающая табак, он ответил ей в тон:
—О! Понимаю я, к чему ты клонишь! Ты так говоришь, чтоб я и дальше делал за тебя твои задания по математике и физике!
—
Он сбился. Удар шасси пришелся на область живота.
— Но даже если ты говоришь правду, ты прекрасно знаешь, что это невозможно… Я все время в разъездах…
— Вот именно! Это меня устраивает… — опять отшутилась она. И добавила, поскольку он уже никак не поддерживал ее игру:
— Это ваше дело, мне плевать, но я буду жить с тобой. Так и знай…
Объявили посадку.
— До этого еще не дошло, — шепнул он ей на ухо, обнимая ее. Она ничего не ответила. Видимо, сочла его слишком наивным.
Прошла контроль, обернулась и послала ему воздушный поцелуй.
