— Чтоб пиво лучше раскупалось? — миролюбиво предположил он.

— Да, но… — пробормотала Нинель Сергеевна.

Понятно. Не могла женщина признать, что стыдно ей отлавливать мужиков под взглядами детей. Здорово. Нет чтоб признаться хотя бы себе, что отлавливать мужиков — вообще стыдно. Проще детишек выгнать! Которые здесь вообще-то занимаются тем же самым…

Учительница нервно достала тонкую сигарету.

— Нет, я понимаю, что здесь ищут все! — бросила она. — Но от тебя, Переписчиков, не ожидала такой… такого… как ты можешь со своим интеллектом опускаться вот до этого?!

И она повела сигаретой кругом. И привлекла внимание.

— Здесь не курят, — напомнил он.

Женщина фыркнула и отправилась к выходу. Он прикинул, на кого она там может нарваться, и предпочёл сопроводить. У него хотя бы была репутация. А у Нинель Сергеевны даже не было опыта, чтоб понять, что вот здесь ей совсем не место.

— Так все же? — высокомерно спросила она, изящно затягиваясь.

— Я здесь работаю, — буркнул он. — И, в частности, слежу, чтоб не курили в зале. Чтоб не матерились…

— Да ну?!

— Вы с другими залами сравните! — вскинулся он уязвлённо. — И с другими школами! У нас даже Валух… выражает мысли, а не выражается! Я с ними, уродами, с детского сада работаю! Ну неужели ничего не заметно до сих пор?!

— Унижаешь и грабишь — тоже с детского сада? — усмехнулась учительница. — Я… наблюдала сегодня. Это позорно! Для тебя — позорно!

— Я…

Он взмахнул руками, не находя слов. Хотелось непонятно чего. То ли треснуть учительницу по чему-то безопасно мягкому. То ли обругать на десяти языках. То ли пожалеть даже, как безнадёжно больную…

— Там, у входа… — пробормотал он. — Вот эти придурки… Так. Мда. Нинель Сергеевна, вот вам коротенькая история про нашу жизнь. И про законы нашего уродского мира, про чужие я вообще молчу…

Он мучительно поморщился. Гад он, этот Творец!

— В маленькой деревне, — сказал он, — в одной маленькой типичной деревне… понятно, там и зал маленький. И вот так же ходили туда всякие придурки. Орали у входа и кривлялись. Матерились в обществе и плевались. Хватали за руки и прочее. Пинали чужих, одиночек и слабых…

— А сам?!.. — и понимаете, страшно не это. А то, что их никто не останавливал. Ну, не было в деревне такой традиции — угнетать всякую дрянь. И потому дрянь решила, что их манера жить, вот это их уродство и есть закон жизни. Что вот так — то, что надо. Что они и есть закон. Да… и была в деревне девчонка. Маленькая, кареглазая, чёлка до бровей, шустрая такая… но влюбчивая. Чувственная потому что. А ещё беспечная. Легко влюблялась, легко остывала… Ну, со стороны кое-кому казалось, что просто гулящая. Ну, по большому счету… Так вот они её подпоили. Сама дура, конечно… Подпоили, развлеклись… потом заколотили в каждое отверстие по бутылке и там разбили. И сказали важно, что так ей и надо, чтоб не блудила, не позорила деревню, мол… Им ничего не было за это. Они же там — закон! Они там на танцах расшеперивались, как хотели: орали непотребное, кривлялись, целовались по пьяни… тем самым показывали миру, что они там главные. Мир согласился, промолчал. Традиции-то нет! Девчонка выжила, осталась калекой. Они же её ещё и били вволю. Сломали тазовые кости, что ли… так что походка у неё сейчас валкая. Как у утки. Уродина, а не женщина. Но она не стала жаловаться. Дрянь эта в той деревне — закон. Она их боялась до смерти. А ещё внутренне считала, что они в чём-то как-то правы… со страху так многие считают, вот в чём дело-то… Совсем недавно я эту историю услышал. От участника. Он и сейчас важно говорит, что так ей и надо было.

— Так это же!.. — сказала Нинель Сергеевна и осеклась под его строгим взглядом.

— Так вот здесь тоже полно дряни! — хмуро заметил он. — Но я их с детсада бью. И буду бить. И они здесь — не закон!

Он подумал, продолжать дальше или нет.

— Я ещё и деньги у них отбираю! — все же признался он. — Таким деньги не нужны, вредны даже! Вы бы знали, сколько у этой дряни денег! И я думаю, это даже как-то связано: гады-родители, море денег и дрянь-детишки…

— Не факт! — категорически сказала Нинель Сергеевна. — Я много лет работаю в школе, и…

— В нашей школе, — напомнил он.

— Всё равно не факт! Я…

В целом они славно поговорили, гуляя по городу. Почти что обо всём на свете. Разве что чересчур громко. Он даже купил ей чего-то охладительного. А ещё — букет цветов. Поделился награбленным, как язвительно заявила Нинель Сергеевна. Цветы, правда, приняла. И даже зачем-то вернулась с ним к залу. Он-то забеспокоился о своей «подруге». Бандиты, да и все в зале, вроде бы уяснили, что Олеся — его… мда, получается, что его женщина. И обидеть её не должны были. Вот только под обидой они все разное подразумевали, к несчастью.

С Олесей всё было в порядке. Кружилась в вальсе с одним из Серых. Ну надо же! Мало того, что вальс врубили, так его кто-то ещё и танцевать умеет!

Учительница тоже заметила сияющую девушку… закаменела и потухла. Сроду не поверить, что недавно спорила, горячилась, обзывалась и размахивала руками.

— Нинель Сергеевна! — сказал он неожиданно для самого себя. — Я здесь вообще-то главнее всех. Ну вот, по праву сильнейшего — приглашаю вас!

— Ты мне до плеча-то достанешь, сильнейший? — едко осведомилась она. — Учти, я даже не спрашиваю, умеешь ли танцевать вальс! Потому что знаю, что не умеешь! Откуда бы тебе…

Женщина оказалась неожиданно лёгкой. Они кружились по залу, и Нинель Сергеевна, прищурившись, неотрывно смотрела на него. Как будто искала что-то… объяснение? Ну, вряд ли она там чего-то нашла. А потом он закрутил сложные фигуры. Увлёкся, что ли. Как-то не к месту выплыли навыки, полученные даже и не в этом мире. И женщине стало не до поисков. Как-то же ведь нужно было ей отвечать на вызов! Так что вальс они закончили в полном одиночестве, под недоуменные возгласы типа «во дают!» Он ещё отвёл её до колонны. А там они наткнулись на Ольку. Девочка была, мягко говоря, не очень в себе.

— А ты чего ещё здесь? — поинтересовался он, оглядев её подчёркнуто взрослый наряд.

Так она одевалась, только когда не планировала ночевать дома. То есть, говоря проще…

— Вовчик, Акбарса убили! — отрешённо сказала Олька. — Только что… наверно… я пришла, а он… И остальных…

Девочка вдруг уставилась на него с ужасом.

— Ты где был сейчас? — спросила она шёпотом.

Он почувствовал за спиной множественное движение и подобрался, как перед боем. А ведь это серьёзно! Сказано при свидетелях! Блин…

— В чём дело? — прозвучал над плечом холодный голос Нинель Сергеевны. — Володя весь вечер гулял со мной!

— И со мной тоже! — звонко и решительно заявила из-за другого плеча «подруга».

За спиной дружно охнула вся тусовка.

— Вот как? — пробормотала Олька онемевшими губами. — И с тобой? И с ней? Понятно…

Она развернулась и побрела к выходу.

— Спасибо, девочки, спасибо, милые! — сказал он печально.

За спиной снова охнули, он опомнился и прикусил язык.

Но на этом дело не закончилось. Эффектную точку поставил старший из Серых. Бандит как-то незаметно оказался рядом, уважительно глянул на обеих учительниц и полуутвердительно спросил, не особенно-то приглушая голос:

— Так что, они тоже из наших? И обе твои? Уважаю, блин. Просто — уважаю!

Он обречённо развернулся, глянул на лица «своих» женщин и понял, что форменный дурдом — вовсе не у гномов! Он — здесь и, кажется, сейчас…