- Я бы никогда не нарушила клятвы, что давала у алтаря.

- Вот как? С тебя довольно того, что ты сводишь придурков с ума? А больше - ни-ни?

Бринн стало не по себе от его взгляда. Она и до этого видела Лусиана не в лучшем настроении, но сейчас он ее просто пугал.

Они словно сцепились взглядами. Ее - дерзкий, вызывающий, его - разгоряченный, взгляд охваченного похотью мужчины. Он сжал ее плечи.

- Не прикасайтесь ко мне, - предупредила Бринн, пытаясь отстраниться.

Глаза его потемнели, как море в шторм.

- Ты бросаешь мне вызов, жена?

Она зябко повела плечами, понимая, как рискует, но остановиться уже не могла:

- Что, если так?

Во взгляде его промелькнуло что-то такое, отчего по телу побежали мурашки. Одним ловким движением он задрал ей юбку.

- Не думаю, что вам нужен еще один скандал, - дерзко бросила ему в лицо Бринн.

Взгляд Лусиана был тяжелым и чувственным одновременно. От возбуждения глаза его потемнели. Он медленно сунул руку под ее юбки.

Бринн почувствовала, что задыхается. Реакция собственного тела на его прикосновение ошеломила ее. Ему лишь стоило дотронуться до нее, а она уже изнемогала от желания. Она вся горела, соски стали как острые пики. Она не сомневалась в том, что он чувствует ее готовность, вдыхает ее мускусный запах.

Лусиан собирался взять ее прямо здесь, в карете. Бринн знала об этом, но не хотела его останавливать.

Утонув в синеве его взгляда, она начала дрожать от пронзительного предвкушения. Кровь вскипела. Неизбежность того, что должно было произойти между ними, и пугала и возбуждала ее.

Он схватил ее за плечи и привлек к себе. Он приник к ее губам. Язык его был влажен и обжигающе горяч. Они сошлись для схватки - ее воля против его воли, и от жара этой схватки возник пожар - пожар страсти.

Он нашел вход в ее лоно и погрузил в нее пальцы, повторяя движения языка, раз за разом овладевавшего ее ртом. Если и остались в голове Бринн какие-то мысли, то они улетучились, сгорели в чувственном огне невиданного накала.

С Лусианом происходило то же самое.

Его лихорадило от чувственного жара. От желания разбить в прах ее защитный панцирь холодности, переплавить ее сопротивление в послушный воск, заставить сдаться ему на милость, на милость победителя, заставить ее умолять его о пощаде.

Не думая ни о чем, он приподнял ее и усадил верхом к себе на колени, задрав юбки до талии. Бринн вскрикнула и расширила глаза, когда он медленно опустил ее на себя. Тело ее не сопротивлялось вторжению, гладко принимая его в себя, как чехлом опоясывая его шелковистым огнем.

Мгновение, и они уже целовались с лихорадочной горячностью, словно боялись не успеть. Напряжение, копившееся неделями, сгустилось, перейдя опасный предел, и привело к взрыву. Они оба горели в огне животного, дикарского голода. Ладони его, скользнув по ее спине вверх, сжали ее голову. Пальцы сжимали шелковистые пряди волос, оттягивая ее голову назад. Карета покачивалась и подскакивала на булыжной мостовой…

Язык Лусиана властвовал в глубинах рта Бринн, смакуя ее вкус, и этот вкус сводил его с ума, распалял еще сильнее. Он ожидал борьбы, но вместо сопротивления встретил ярость всепоглощающего желания. Он целовал ее, распаляясь, все сильнее.

Он был в огне, но и в ней бушевал огонь того же накала, если не сильнее. Она вбирала его в себя в ритме, что диктовал ей инстинкт, ускоряя его, увеличивая размах.

Лусиан больше не мог сдерживаться. Но и Бринн не могла более терпеть этот страстный голод. Прервав поцелуй, она откинула голову и закричала. Она была красива - неукротимая и жаркая, и лицо ее раскраснелось от страсти, и губы ее приоткрылись. Мгновение - и Лусиан оказался там же, где и она - у самого края и дальше вниз, в пропасть…

Грудь Лусиана вздымалась и падала. Он жадно глотал воздух, медленно приходя в себя. Бринн, обмякнув, как тряпичная кукла, лежала в его объятиях, прижавшись лицом к его шее. Волны наслаждения все еще продолжали накатывать, заставляя содрогаться тело, мешаясь с волнами эмоций, которые продолжали владеть его душой - нежностью, гневом, страстью.

Его шокировала стремительность, с которой он потерял контроль над собой. Этот взрыв стал кульминацией двух недель телесного неутоленного голода. Катализатором выступила, конечно, ревность. Лусиан понимал, что им двигало желание доказать жене и себе, прежде всего себе, что она принадлежит только ему, что он единовластно владеет ее телом. И все же одно лишь чувство мужского превосходства не могло вызвать этот шквал. Лусиан знал, что было что-то еще. Страх ее потерять.

Лусиан судорожно вздохнул, стараясь взять себя в руки. Мышцы его все еще дрожали от напряжения. Что касается Бринн… Когда она опомнится, то, вне сомнений, станет сожалеть об этом взрыве страсти еще больше, чем сейчас жалел он. Господи, как он хотел, чтобы место сожаления в душе ее заняла радость. Радость от принятия своей судьбы. Радость от сознания того, что ее влечет к нему. Радость оттого, что она отдает ему себя.

Он ласково прикоснулся губами к ее лицу. Лихорадка страсти уступила место невероятней нежности. Он прижимал ее к себе и гладил, скользя ладонями по обнаженным ногам.

- Ты ведьма, - хрипло прошептал он, уткнувшись носом ей в волосы. - Красивая моя, сладкая колдунья.

Он явно сказал что-то не то. Лусиан почувствовал, как Бринн внезапно напряглась, словно он окатил ее, разгоряченную, ведром ледяной воды. Толкнув его в грудь, она слезла с него и, забившись в угол, стала судорожно оправлять юбку.

- Я не ведьма, - пробормотала она дрожащим голосом. Полжизни, если не больше, она пыталась доказать себе и другим, что это позорное клеймо пристало к ней по ошибке.

- Нет, конечно, ты не ведьма, - тихо сказал Лусиан, неожиданно примирительно. - Это просто фигура речи. Я так ласково тебя назвал.

Она послала ему взгляд, полный отчаяния, и сказала с напускным равнодушием:

- Вы только что проинформировали меня, что не желаете мириться с моей распущенностью. Едва ли справедливо требовать от меня безукоризненного послушания, когда вы отдаете мне такие противоречивые приказы.

- Предаваться распутству наедине со мной, - тщательно подбирая слова, сказал он, застегивая бриджи, - совсем не то, что предаваться распутству на людях, Бринн. В конце концов, я твой муж.

- Возможно, и так, но я предпочитаю, чтобы со мной не обращались жестоко и грубо, как, похоже, вам нравится со мной обращаться.

Лусиан прищурился:

- Я с тобой грубо обошелся? Не притворяйся, что тебе это не понравилось, сирена. Слышала бы ты свои восторженные крики.

Бринн почувствовала, как густой румянец заливает щеки. Она не ожидала от себя такого страстного отклика. Лусиан превратил ее в распутницу, в существо, движимое лишь стремлениями плоти, мало чем, отличающееся от тех ее поклонников, кому страсть ударила в голову. Он был наделен особой способностью, вызывать в ней самые сильные, но, увы, не самые добродетельные чувства, будь то гнев или страсть. Как быть, как жить дальше? Разве может она оставаться к нему равнодушной?

- Ну что же, вы едва ли в чем-то лучше тех незадачливых молодых людей, которых так презираете, - бросила она ему в ответ.

Лусиан стал мрачнее тучи. Бринн отвернулась, не в силах вынести его взгляд. Он смотрел на нее с холодным презрением, будто они только что не любили друг друга как безумцы. Горло ее сжал спазм.

И как раз в этот момент ландо покачнулось и остановилось. Бринн сглотнула слезы. Они были дома. Слава Богу, что этого не случилось несколько минут назад.

Не дожидаясь, пока лакей откроет для нее дверь кареты, Бринн взялась за ручку, решив, что выйдет из экипажа без посторонней помощи. Но Лусиан остановил ее, накрыв ее руку своей рукой.