— Кому теперь до этого дело? Нет уж, спасибо. Прости, что я… Джина тебя любит. Просто она…
— Что? Что она?..
В это мгновение в иллюминаторах сверкнули тысячи фотовспышек. Последние снимки грозы- папарацци. Небо не спеша вложило их самолетик в свою рогатку, оттянуло резинку («Смерть — это хорошо», — повторил Ричард) и выпалило им в безмолвную ночь.
Уже чувствовалась близость полуострова, стали видны огни аэропорта. Одни огни неподвижно застыли. Другие двигались.
— Спасательный фартук, — прорыдал пилот в микрофон. — Спасательней фартук…
Пассажиры кашляли, заново устраиваясь в креслах. Ричард протянул свой носовой платок молодому человеку по связям с общественностью, и тот с готовностью его принял.
— Спасательный фартук. Спасательный фартук!
— О чем это он? — спросил Гвин, ерзая на сиденье. — Что за спасательный фартук? Это место, где мы собираемся грохнуться? Шасси уже выпустили? Или они отвалились?
Это уже было не важно, и казалось, это уже никого не волнует. Ведь они приближались к своей родной стихии, к земной тверди, к земле. Они избежали раскаленного дыхания огня, избежали ненасытной пасти моря, избежали раздирающего в клочья воздуха.
Аэропорт Провинстауна был аэропортом-малюткой, предназначенным для самолетов-малюток, и поэтому он робел при любом шуме. Ричард со своим чемоданом и мешком уселся на траве у главного бунгало. Он курил сигарету за сигаретой, прикуривая одну от другой, и терпеливо потягивал через пластмассовую трубочку бренди из пластмассовой бутылки, которую ему дал один симпатичный врач. Столпотворение людей и техники на летном поле достигло кульминации, а потом пошло на спад. Осталась одна пожарная машина, два многоместных фургона «скорой помощи», которые приехали на всякий случай (в один из фургонов занесли пожилого пассажира, схватившегося за сердце), и пара полицейских в скрипучих ботинках… Пилот покинул самолет последним в сопровождении наземного персонала. На нем была блестящая, черная юбка, или фартук, до колен. Двое пассажиров в здании аэропорта неуклюже попытались приподняться в креслах, чтобы поприветствовать его, но он прошел мимо с подчеркнутой скромностью. Гвин сейчас тоже был в здании аэропорта вместе с молодым человеком по связям с общественностью и резко жестикулирующим журналистом из газеты «Кейп-Коддер».
Ричард прикрыл глаза. Вдруг кто-то вытащил у него сигарету из рук и стал жадно и шумно затягиваться. Ричард открыл глаза и подумал, что оба они находятся в состоянии, которое, вероятно, имеет специальное медицинское название, потому что таким он Гвина еще никогда не видел. Может быть, со стороны Ричард вовсе не выглядел непробиваемым, как ему самому казалось. Со стороны он — просто человек, сидящий на покрытой инеем траве, у которого вздрагивают плечи, а над ним, как от напуганного животного, поднимается облако пара. И все же Ричард рассмеялся резким смехом и сказал серьезно:
— Я узнал. Насчет пилота. Помнишь, он кричал «спасательный фартук». Я узнал, что это такое. Я тут слышал одну дамочку. Это называется совсем по-другому. По крайней мере, она назвала это «обсерник». — Ричард тихо засмеялся, его плечи по-прежнему дрожали. Ему казалось, что это просто замечательно. Не станете же вы запрашивать по рации «обсерник». Это оскорбит слух пассажиров. Поэтому вы просите спасательный фартук. Таким образом ничто не оскорбит слух пассажиров, пока они готовятся приземлиться либо дружно обделать сортир аэропорта. — Обсерник, — повторил он. — По-моему, это замечательно. А что ты говорил про Джину?
Гвин молчал.
— Ты сказал, что она меня любит?
— Несмотря ни на что. А это кое-что значит. Ты и сам прекрасно знаешь. Несмотря на то что ты книжный обозреватель-неудачник, который строит из себя крутого. Я понимаю, почему ты думаешь, что смерть — это хорошо. Потому что тогда мы с тобой были бы на равных. Но я жив. И я собираюсь продолжать делать то, что делал бы любой на моем месте, если бы думал, что у него это сойдет с рук. Все изменилось, — Гвин опустился на одно колено и положил руки на бедро, словно для посвящения в рыцари. — Позволь мне рассказать тебе кое-что о звездной системе. Она работает. Хочешь знать, какой он на ощупь, силикон? Чудесный. Лучше, чем без него. Спрашиваешь, куда идет оральный секс? Что ж, он тоже изменился. Я скажу тебе, как он изменился. Я скажу тебе одним словом. Он стал более шумным. — Гвин снова выпрямился. В неожиданном порыве отвращения он отшвырнул сигарету и сказал: — Знаешь, что нас чуть не убило там, наверху? Тебя, меня?
Он сделал шаг и пнул почтовый мешок — Ричард прижимал мешок к груди, как тренер по боксу держит грушу, чтобы чувствовать силу удара правой своего ученика.
— Это твоя паршивая книжонка.
Юный пиарщик вышел из здания с мобильным телефоном в руках и сказал, что у них есть три варианта на выбор. Они могут прямиком отправиться в гостиницу и отдохнуть. Они могут поехать в больницу, в травмпункт или еще черт знает куда. Или они могут поехать на вечеринку.
Они поехали на вечеринку.
На следующий день утром оба писателя отправились на лимузине в шестичасовое путешествие в Нью-Йорк в полном безмолвии. Когда шофер сворачивал с федерального шоссе, Гвин произнес:
— Пока ты здесь…
Он вытащил из портфеля экземпляр «Без названия», который Ричард ему дал еще в Лондоне месяц назад. Они оба посмотрели на книгу. Гвин относился к романам Ричарда примерно так же, как Ричард относился к романам Гвина. Ричард думал, что «Амелиор» можно было бы назвать замечательным романом, если только Гвин написал бы его левой ногой, а Гвин полагал, что «Без названия» можно было бы признать сносным романом, только если его автор писал бы его своим носом.
— Ты мог бы подписать ее для меня.
— Я ее уже подписал.
— Да, действительно, — сказал Гвин. — Действительно.
~ ~ ~
Бостон был опоясан ржаво-зеленоватыми кольцами, а Манхэттен, по мере того как они подъезжали к нему с севера, все больше напоминал завершающую главу городского эротического романа: железнодорожные пути и мосты, бывшие подвязками и резинками чулок, теперь стали шинами, корсетами и бандажами для грыжи. Над всем возвышался небоскреб Эмпайр-стейт-билдинг, похожий на вертикально поставленный шприц.
Времени у Ричарда было немного. Он отправил чемодан с носильщиком в гостиницу Гвина, а сам в компании своего мешка, опухшего лица, носового платка и похмелья прошел пешком до авеню Би, где располагался офис издательства «Болд адженда». Перед столом Лесли Эври Ричард появился без доклада. Лесли медленно поднялся ему навстречу. Во всем офисе воцарилась тишина, когда Ричард самым громким и пронзительным голосом, на какой он только был способен, произнес:
— С какой целью, если таковая имелась, вы решили издать «Без названия»?
Лесли посмотрел на него так, как на него смотрели многие американцы: как будто они хотели вызвать охрану. Американцы — Ричард это чувствовал — были в нем разочарованы. Не потому что он не был графом или гвардейцем охраны лондонского Тауэра, а из-за его явных несовершенств, вполне устранимых недостатков тела и ума, с которыми он по какой-то причине не хотел расставаться. Франсе Орт тоже была здесь (Ричард видел ее боковым зрением), и она была полна решимости.
— С какой целью, если таковая имелась, вы взялись за издание романа «Без названия»?
— Простите?
— Ладно, давайте по порядку. Вы занимаетесь распространением книги?
— Косвенно.
