только:
— Кто знает? Кто знает, что случается с этими бедными девочками, после того как их используют и выбросят?
Вернувшись в гостиницу, Ричард позвонил домой и поговорил с Лизеттой, Мариусом и Марко — Джина куда-то вышла… Потом он сел к письменному столу и усилием воли заставил себя чем-нибудь заняться: точнее, взяться за очередную биографию. Ричарда уже давно мучили подозрения, что кольцевая дорога его обозревательского плана покрыта изморозью и гололедицей. Он чувствовал, что его швыряет из стороны в сторону и работать он может только из-под палки. Короче, над Ричардом нависла катастрофа — он мог просрочить все мыслимые сроки. На самом деле сейчас Ричард писал больше рецензий, чем когда бы то ни было раньше. Правда, он частично воскрес как романист, но зарабатывать романами не представлялось никакой возможности. Потребовалось время и неоднократные напоминания Джины, чтобы до него это дошло. Биографии валялись… Нет, биографии грудами громоздились по всей комнате. У Ричарда закружилась голова, и это было странно, так как на вечере в посольстве он держался молодцом и старательно подсчитывал количество выпитого: всего набралось семнадцать порций. Еще несколько биографий лежали в чемодане, но он его так и не распакует — этот чемодан, обремененный трудными жизнями.
Было десять вечера. Люси Кабретти уже успела вернуться домой. И сейчас она тоже читала. Ричард был на пятой странице «Меркуцио из Линкольнс-Инн-филдс. Жизнеописание Томаса Беттертона». А Люси была на сто шестьдесят восьмой странице романа «Будь моей любимой». Через несколько минут она закончит «Будь моей любимой» и начнет «Рапсодию в ярко-розовом». Такие романы Люси читала по три- четыре штуки в день. Это никоим образом не отражалось на ее неподкупной честности, с которой она боролась за принятие поправки к закону о равноправии; это не придавало специфической окраски ее речам и лекциям об экономическом равенстве; и это ни в коей мере не испортило ее серьезного и строго документального бестселлера о пережитках в отношениях между полами. Но Люси читала по три-четыре штампованных романчика в день. Сейчас она лежала в постели одна. Ее красивый и здравомыслящий друг уехал в Филадельфию навестить сестру. Люси прочитала: «Сэр Уильям со своей тросточкой и пофыркивавшим мастифом вел Марию между стогами сена», ее глаза расширились от ужаса, а рука сама собой потянулась к горлу, в котором застрял горячий комок. Мария была служанкой, маленькой, симпатичной, с темными кудряшками.
Полночь. Ричард добрался до семьдесят третьей страницы. Время от времени он заглядывал в мини- бар (в отношении Ричарда эти слова означают, что он выпил сравнительно немного). Будь его воля, он вполне мог бы выпить гораздо больше, чем помещается в мини-баре. Но Ричард пил пиво из мини-бара, а это означает, что Ричард вел себя более чем благоразумно. Впрочем, он пил пиво из мини-бара исключительно потому, что там, если только не считать льда и легкой закуски, ничего не осталось. Голова Ричарда медленно запрокинулась назад. Он с возмущением посмотрел на бутылку. Тихо шипящая жидкость показалась ему пресной на вкус. У Ричарда возникло подозрение, что это пиво — безалкогольное. Поднеся бутылку к свету, он принялся внимательно изучать этикетку, пока не наткнулся на напечатанное крохотными буковками предупреждение о том, что содержимое может повредить беременным женщинам. После такого веского заверения Ричард удовлетворенно кивнул и вернулся к чтению биографии, продолжая прихлебывать пиво.
На следующий день они летели на юг.
Очевидно, существует некая духовная связь — обет, торжественная клятва верности — между аэропортами и книжной макулатурой. По крайней мере, так казалось Ричарду.
Книжная макулатура продается в аэропортах. Люди в аэропортах покупают и читают макулатурные романы. В макулатурных романах описываются люди в аэропортах. Макулатурные романы нуждаются в аэропортах, чтобы развозить своих героев по земному шару, а аэропорты в макулатурных романах служат фоном для их встреч и расставаний.
Часть книжной макулатуры полностью посвящена аэропортам. Некоторые макулатурные романы так и называются — «Аэропорт». Почему же тогда, спросите вы, нет ни одного аэропорта, который назывался бы «Макулатурным»? Фильмы, основанные на макулатурных романах, разумеется, в значительной степени зависят от съемок в аэропортах. Почему же никто никогда не видел аэропортов, где книжная макулатура превращалась бы в фильмы? А может быть, действительно где-то есть такой специальный аэропорт под названием «Макулатурный» или под более витиеватым названием, типа «Мандерлейский международный макулатурный аэропорт», где киношники снимают все свои фильмы? Не настоящий аэропорт, а декорация где-нибудь в съемочном павильоне, где все двумерное, плоское, сделанное из пластика, фольги и прочей дряни.
Но даже попадая в аэропорт, персонажи макулатурных романов не читают макулатурных романов. В отличие от обычных людей. Герои макулатурных романов читают завещания и брачные контракты. Если же это интеллектуалы, ученые, великие умы, то им иногда дозволяется читать какой-нибудь не-макулатурный роман. А вот реальные люди, которые читают не-макулатуру, и даже люди, которые пишут не-макулатуру, читают макулатуру, когда (и только тогда) — когда оказываются в аэропорту.
Макулатурные романы существуют по крайней мере так же давно, как и не-макулатурные, а вот аэропорты существуют, в общем, не так уж давно. Но по-настоящему они стали завоевывать популярность одновременно. Читатели макулатурных романов и люди в аэропортах хотят одного и того же: сбежать и как можно быстрее перенестись из одного макулатурного романа в другой, из одного аэропорта в другой аэропорт.
Таща через все эти аэропорты свой почтовый мешок с романом «Без названия» и тяжкое бремя биографий в чемодане, Ричард, пожалуй, не отказался бы заглянуть в какой-нибудь макулатурный романчик, но он был слишком занят чтением всей этой чепухи про третьеклассных поэтов, романистов седьмого ряда и совсем уже мелких драматургов — чтением биографий эссеистов, полемистов, редакторов и издателей. Настанет ли день, когда ему удастся включить в список своих обозрений статью о книжном обозревателе? О продавце скрепок или о мастере по ремонту пишущих машинок? Не надо обладать выдающимися заслугами на литературном поприще, чтобы заслужить биографию. Достаточно уметь читать и писать… Несколько человек в этих аэропортах — идущих легкой походкой, спешащих или сидящих, развалившись в кресле, — щеголяли экземплярами «Возвращенного Амелиора». Это удивило и озадачило Ричарда. С точки зрения Ричарда, «Возвращенный Амелиор» не был макулатурным романом. Он был дерьмовым романом. Но он не был макулатурным романом. Герои и героини макулатурных романов, даже если они были кардиналами или послушницами, оставались ненасытными в мирских утехах. С другой стороны, взгляните на маленькую труппу неуклюжих мечтателей Гвина — без денег, без половых различий, без пластических операций, без машин с кондиционерами — никто из них и близко не видел аэропорта.
Чем бы ни были макулатурные романы, как бы они ни воздействовали на читателя, это была своего рода психотерапия, так же как и сами аэропорты. И то и другое принадлежало культуре залов ожидания. Духовая музыка, язык спокойного увещевания. «Сюда, пожалуйста, экипаж корабля приветствует вас на борту». Аэропорты, книжная макулатура — все это помогает отвлечься от страха смерти.
~ ~ ~
В шерстяном пиджаке и при бабочке, с двумя антиникотиновыми пластырями на руках и антиникотиновой жевательной резинкой во рту, Ричард полулежал в шезлонге и курил сигарету: он чувствовал себя засунутым в мусорный мешок где-то за воротами атомной электростанции, смиренно ожидающим ужасного радиоактивного выброса. Перед ним катила свои беспечные волны неприветливая Атлантика, а по обе стороны раскинулись покатые, орошаемые брызгами прибоя пляжи Саут-Бич… Гвин и юный пиарщик расположились в пятизвездной цитадели чуть дальше по берегу, а Ричарда поселили в менее официальной обстановке. И Ричард был не в обиде. Ричард был снобом, и его снобизм был искренним: он не прикидывался снобом только потому, что считал это принадлежностью высших классов. Да, в его снобизме было что-то старомодное. Ричард был модернистом, а не постмодернистом. Поэтому ему на самом деле не
