причудливое сочетание свежих интеллектуальных и материальных сил с самыми отсталыми политическими традициями европейской системы. В ней энергично развивалась сфера образования — она, несомненно, была наиболее образованной страной в мире; в развитии образования она задавала темп для всех своих соседей и соперников.
Когда для Германии наступил потом час расплаты, британскому читателю — для более объективной оценки — следовало бы напомнить про тот образовательный импульс, за который его страна должна поблагодарить сначала немецкого принца-консорта, а затем — германское соперничество. Та подозрительность со стороны британских правящих классов к образованному человеку из народа, которую не могли преодолеть ни патриотическая гордость, ни благородные порывы, была побеждена растущим страхом перед германской мощью.
А Германия приступила к организации научных исследований и применению научных методов для ускорения промышленного и социального развития с ранее не виданными энергией и упорством.
В течение всего этого периода вооруженного мира она постоянно собирала урожай, сеяла и снова собирала — богатый и надежный урожай свободно распространяющихся знаний. Она быстро
превратилась в великую промышленную и торговую державу; ее производство стали превысило британское; в десятках новых отраслей производства и коммерции, где ум и системный подход играют более важную роль, чем обычная деловая хватка,— в производстве оптики, красителей, множества химических продуктов, а также в бесконечном количестве новых технологий — Германия стала мировым лидером.
Кроме того. Германия была впереди во многих формах социального законодательства. В стране поняли, что рабочая сила является национальным достоянием, что ее качество ухудшается от безработицы и что для общего блага о ней нужно заботиться и за пределами заводов и фабрик. Германские промышленники были убеждены в неоспоримых преимуществах согласованных действий и цивилизованности; их предприятия стремились к слиянию и все больше и больше принимали характер общенациональных. Эта занимающаяся образованием, наукой и рациональной организацией общества Германия была естественным продолжением Германии 1848 года; ее корни росли еще из той восстановительной деятельности, импульсом к которой послужил позор наполеоновских завоеваний. Всем хорошим и великим, что было в этой современной Германии, она была обязана школьным учителям.
Но этот дух научной организации был лишь одним из двух факторов, способствовавших образованию новой Германской империи. Другим фактором была монархия Гогенцоллернов, которая пережила Йену, обманула революцию 1848 года и воспользовалась ее плодами и которая, под руководством Бисмарка, взобралась на вершину законной власти над всей Германией за пределами Австрии.
Кроме царской России, ни одно другое европейское государство не сохранило в такой степени традиций великой монархии XVIII столетия, как Пруссия. Через традицию Фридриха Великого в Германии теперь правил Макиавелли. Поэтому во главе этого замечательного современного государства находился не прогрессивный современный ум, использующий германское превосходство во благо всего человечества, но старый паук, жаждавший власти. Опруссаченная Германия одновременно была и новейшим, и наиболее древним явлением в Западной Европе. Она была самым передовым и самым опасным государством своего времени.
Мы рассказали нашу историю Европы, и пусть читатель рассудит сам, действительно ли блеск германского меча был самым ослепительным. Германия была намеренно одурманена, ее постоянно держали в состоянии опьянения патриотической риторикой. Наибольшим преступлением Гогенцоллернов было то, что Двор постоянно и настойчиво оказывал тайное влияние на образование, и особенно — на образование историческое. Ни одно другое современное государство не грешило так сильно против образования. Олигархия коронованной республики Велико-
британии могла калечить образование и держать его на голодном пайке, Гогенцоллерны же развратили образование и сделали его продажной девкой.
Нельзя утверждать точно, но, вероятно, наиболее важным фактом в истории пятидесятилетия после 1871 г. было то, что немецкому народу методически внушали идею основанного на военной мощи германского мирового господства, а также теорию того, что человечеству необходимы войны. Ключом к пониманию германского исторического учения является изречение графа Мольтке: «Вечный мир — это мечта, причем отнюдь не прекрасная. Война — один из элементов мирового порядка, предопределенного Богом. Без войны мир пришел бы в упадок и погряз в материализме». И немецкий философ Ницше был полностью согласен с набожным фельдмаршалом:
«Является самообманом и красивой фантазией ожидать многого (если вообще чего-нибудь) от человечества, если оно разучится воевать. Пока что неизвестно другое средство, которое побуждало бы к действию сильнее, чем великая война. Эта грубая энергия, порожденная лагерем, эта порожденная ненавистью полная беспристрастность, эта совесть, порожденная убийством и хладнокровием, эта страсть, порожденная усилием по уничтожению врага, это гордое безразличие к потерям, собственной жизни и жизни товарищей, эта подобная землетрясению встряска души — все это необходимо народу, когда он теряет жизненную силу».
На это учение, насквозь пропитавшее всю Германскую империю, конечно же, обратили внимание за ее пределами, и оно встревожило все государства и народы мира, оно неизбежно содействовало созданию антигерманской коалиции. Это учение подкреплялось демонстрацией военных, а затем и военно-морских приготовлений, представлявших угрозу Франции, Британии и России. Оно влияло на образ мысли, манеры и мораль немецкого народа.
После 1871 г. немец за границей выпятил грудь и повысил голос. Он привносил пренебрежительное к другим отношение даже в коммерческие сделки. Его машиностроение вышло на мировые рынки, его судоходство заполонило моря. Все это сопровождалось демонстративным патриотическим вызовом. Даже свои достоинства он использовал как средство оскорбления. (Большинство других народов, если бы они имели такой же исторический опыт и подверглись такой же идеологической обработке, наверняка вели бы себя подобным же образом.)
Своего рода историческим несчастным случаем, из тех, которые персонифицируют и ускоряют катастрофы, было то, что правитель Германии император Вильгельм II являлся воплощением как новейшей немецкой тенденции в образовании, так и гогенцоллерновской традиции в самой что ни на есть завершенной форме. Он взошел на трон в 1888 г. в возрасте двадцати девяти
лет; его отец, Фридрих III, унаследовал верховную власть от своего деда, Вильгельма I, в марте, а в июне того же года умер. По материнской линии Вильгельм II был внуком королевы Виктории, однако в его характере не было и следа той либеральной германской традиции, которая была отличительной чертой Саксен-Кобург-Готской фамилии.
Его голова была забита скороспелой риторикой нового империализма. Свое восхождение он ознаменовал обращением к армии и флоту; его обращение к народу последовало тремя днями позже. В них четко звучало презрение к демократии: «Солдат и армия, а не парламентское большинство спаяли воедино Германскую империю. Мое доверие принадлежит армии». Так торжествующие Гогенцоллерны присвоили себе плоды кропотливой работы немецких педагогов.
В 1895 г. Вильгельм провозгласил Германию «мировой державой» и заявил, что «будущее Германии находится на морях»,— игнорируя тот факт, что на морях уже были британцы,— и стал проявлять возрастающий интерес к строительству крупного военно-морского флота. Он также взял под свою опеку немецкую литературу и искусство. Он использовал свое влияние для того, чтобы сохранить своеобразный и вычурный германский готический шрифт вместо римского шрифта, которым пользовались остальные страны Западной Европы. Он оказывал поддержку Пангерманскому движению, которое объявило голландцев, скандинавов, бельгийских фламандцев и швейцарских немцев членами великого германского братства, фактически предназначив им роль хорошего ассимиляционного материала для голодной и стремящейся к экспансии молодой империи.
В 1890 г. Вильгельм приобрел у Британии небольшой остров Гельголанд и превратил его в мощную военно-морскую крепость.
Военная катастрофа, которую потерпела Россия в Маньчжурии в 1905 г., содействовала росту агрессивности германского империализма. Угроза совместных боевых действий Франции и России против Германии, казалось, миновала. Германский император устроил нечто вроде королевского шествия по Святой Земле, побывал в Танжере, чтобы высказать султану Марокко свою поддержку против французов, и