[«Аллен энд Анвин» согласилось с предложением Толкина составить небольшой сборничек стихов под названием «Приключения Тома Бомбадила».]

Я тут произвел поиски, насколько время позволяло, и снял копии со всех стихотворений, которые возможно было бы опубликовать впервые или (в слегка «приглаженном» виде) вновь представить на суд публики. Урожай невелик; во-первых, потому, что с «Томом Бомбадилом» на самом деле мало что сочетается. Кроме «Тома Бомбадила» (экземпляр этого стихотворения у вас есть), я высылаю «Приключение» и «Жителя Луны»; их можно поставить вместе. Насчет остальных я в общем сомневаюсь; даже не знаю, представляют ли они хоть какую-то ценность, сами по себе или в комплекте. Если, однако, вам покажется, что какие-то из них сгодятся в книгу и способны привлечь Полин Бэйнс как иллюстратора, я буду очень рад.

[Толкин выслал тете несколько стихотворений, которые собирался включить в новую книгу.]

22 ноября 1961

Сэндфилд-Роуд 76, Хедингтон, Оксфорд

Дражайшая моя тетушка!

Стихотворения получил обратно; спасибо большое. Не беспокойтесь, что причинили мне неудобства. Я получил немалое удовольствие, выкапывая эти полузабытые древности и приводя их в пристойный вид. Тем более что полагалось мне заниматься совсем другими делами, не в пример скучнее. Как бы то ни было, в вас они аудиторию обрели. Боюсь, что печатная публикация крайне маловероятна.

И не берите вы в голову «молодежь»! «Ребенок» как таковой меня не интересует, современный или любой другой, и, уж разумеется, я совершенно не намерен идти ему/ей навстречу — ни полпути, ни даже четверть пути. В любом случае поступать так — ошибка; это либо бессмысленно (в случае бестолковых), либо пагубно (когда навязывается одаренным). Такую ошибку я совершил лишь однажды, к неизбывному моему сожалению и (рад сказать) к вящему неодобрению умных детей: в начале «Хоббита». Но в ту пору я об этом вопросе не задумывался: я тогда еще не избавился от современных заблуждений насчет «волшебных сказок» и детей.

Однако ж мне пришлось об этом поразмыслить перед тем, как я прочел в Сент-Эндрюз «Эндрю- Лэнговскую» лекцию о «Волшебных сказках»; и должен сказать, что результаты всецело пошли на пользу «Властелину Колец», каковой и стал демонстрацией на практике выражаемых мною взглядов. Книга не была написана «для детей» или для кого бы то ни было отдельно взятого; книга писалась ради себя самой. (Если какие-то ее части или элементы и кажутся «ребячливыми», так это потому, что ребячлив я сам и люблю такого рода вещи по сей день.) Кажется, дети и впрямь с удовольствием читают или слушают эту книгу, даже совсем маленькие, и я очень рад это слышать, хотя по большей части она им, должно быть, непонятна и, в любом случае, битком набита словами, которые они вряд ли поймут — если под этим подразумевается «опознать как нечто уже известное». От души надеюсь, книга обогатит их словарный запас.

Что до plenilune и argent [1], эти слова красивы еще до того, как становятся понятны — хотел бы я вновь иметь удовольствие снова повстречаться с ними впервые! — а откуда бы их и узнать, пока не повстречаешься? И, уж конечно, первая встреча должна произойти в живом контексте, а не в словаре, словно с засушенными цветами в гербарии!

Дети — это не особый класс и не особая разновидность; они — разнородное скопление незрелых личностей, весьма разных, как это у личностей водится, в том, что касается кругозора и своей способности кругозор расширять, если их к тому поощряют. Как только вы ограничиваете словарь, исходя из своего представления о том, что им доступно и что нет, вы на самом деле просто-напросто лишаете одаренных детей шанса словарь расширить.

А значение красивых слов никак нельзя сделать «очевидным», потому что ни для кого оно не очевидно: и менее всего для взрослых, которые перестали прислушиваться к звучанию, потому что считают, будто знают значение. Они полагают, что argent «означает» серебро. Но это не так. И argent, и «серебро» имеют отношение к x или хим. Ag, но в каждом случае х облекается в совершенно иное фонетическое воплощение: х + у или х + z; и у них-то значение вовсе не одно и то же, не только потому, что они звучат по-разному и вызывают разный отклик, но еще и потому, что на самом деле, когда речь заходит об Ag, используются они по-разному. Лучше, сдается мне, по крайней мере для начала, услышать «argent» просто как звук (z без х) в поэтическом контексте, нежели считать, будто «это слово всего-навсего означает «серебро»». Есть некоторый шанс, что оно вам понравится само по себе, а позже вы научитесь ценить заключенные в нем геральдические обертона, в придачу к его собственному необычному звучанию, которым «серебро» не обладает.

По-моему, это упрощающее, обезличивающее, а-ля «адаптированная Библия» отношение виной тому, что столько детей постарше и молодых людей не испытывают к словам почти никакого уважения и вовсе никакой любви, и словарный запас у них крайне ограниченный — и, увы! — мало осталось у них желания (даже если некогда они и обладали даром, ныне сведенным на нет) улучшить или обогатить его.

Насчет «Гамельнского крысолова» /*Стихотворение, написанное для детей Р. Браунингом (1812— 1889), в основу которого легла распространенная средневековая легенда.*/ [2] мне страшно жаль. Я его терпеть не могу. Господи, помоги детям! Я скорее оделил бы их грубыми и вульгарными пластмассовыми игрушками. С которыми они, конечно же, непременно стали бы играть, губя свой вкус. Жуткое предвестие самых вульгарных элементов у Диснея. Но, право, нельзя утверждать, будто он «никогда не подводит». Вы же на самом деле не знаете, что происходит, даже в тех немногих случаях, которые наблюдаете своими глазами. У меня он успеха не имел, даже в детстве, когда я еще не умел отличить плоскую вульгарность Браунинга от «взрослости» в целом всего того, что мне полагалось любить. Беда в том, что на самом деле и впрямь не знаешь, как обстоит дело, даже если ребенок внимательно слушает, даже если смеется. У детей есть одно (единственное) общее свойство: недостаток опыта, и, если не умения разбираться, то по крайней мере языка, на котором можно высказать свое отношение; они до поры обычно уступчивы (внешне), принимая ту пищу, что предлагают им взрослые. Они мысленно или на самом деле выкинут этот хлам за садовую ограду и кротко скажут, как им все понравилось. Как поступали мои дети (они сами признались) со своими ужинами в саду летом, оставляя родителей в непреходящем заблуждении, что те просто обожают бутерброды с джемом. Разумеется, когда я был совсем маленьким, мне подарили Ганса Андерсена. Одно время, когда мне читали его сказки вслух, я слушал с вниманием, которое, вполне возможно, походило на восторг. Да и сам их часто читал. А на самом-то деле я его просто терпеть не мог; и эта пылкая неприязнь — главное, что я пронес сквозь годы в связи с его именем.

Конечно же, я в достаточной степени «ребячлив», и этого должно быть довольно и для настоящих детей, и для тех, кто «ребячлив» в том же самом роде, а если старикан знает столько славных словечек — ну, и пусть его! Посылаю вам одну маленькую чепуховину, которую накропал на днях [3], как свидетельство моей ребячливости. Хотя я, — увы! — в избытке набрался взрослого жаргона, чтобы писать, подражая старшим; и мог бы сказать так: «Это изящно написанный пустячок, забавная попытка проникнуть в эльфийскую ребячливость эльфийского дитяти, если такое вообще существует!» Извините, что печатаю. Моя неуклюжая рука длинного письма не потянет. И плюньте вы на «мнения». На самом деле, я пишу так, как пишу, хорошо ли, плохо ли, потому, что иначе писать не могу. А уж если мои писания кому-то нравятся, большим ли, малым ли, я столь же удивлен, как и рад. Господь вас благослови.

Очень Вас любящий,

Р.

1. «With silver tipped at plenilune/his spear was hewn of ebony» («Приключение», сб. «Приключения Тома Бомбадила»). «At plenilune in his argent moon / in his heart he longed for Fire» («Как Житель Луны