Селина нашла мисс Роуз, которая сидела на складном стуле в обществе Реймонда и Френни, и сказала ей, что ее не нужно везти домой. Старуха долго изучала ее лицо, освещенное заревом фейерверка и лимонно—желтым светом фонарей, затем коротко кивнула.

— Еще увидимся.

Пробираясь к воротам парка, где дожидался Уилл, Селина размышляла о том, что зоркая, невероятно проницательная мисс Роуз могла прочесть на ее лице.

Увидев Уилла, стоящего под кирпичной аркой, она позабыла про мисс Роуз и весь мир. Его белую футболку, как и белое одеяние самой Селины, было хорошо видно даже в темноте.

При ее появлении Уилл не произнес ни слова, а только отделился от стены, взял ее за руку и пошел рядом.

В этот вечер с ним что-то случилось, и Селина не могла понять, что именно. Он казался… побежденным. Нет, не то. Побежденным он не будет никогда. Но он сдался, смирился с тем, что оставшееся время пребывания в Гармонии ему суждено провести с ней.

Он думает, что ему нет места в ее жизни. Верно заметила мисс Роуз: Уилл считает ее слишком хорошей для него. Он уверен, что она пострадает, если вступит с ним в тесную связь. И по крайней мере, в этом последнем пункте он прав. Она будет страдать, если он покинет ее. Но лучше сейчас получить высочайшее наслаждение и расплатиться страданием впоследствии, чем мучиться уже сейчас.

На улицах города было пустынно; практически все любовались фейерверком в парке или еще не вернулись из-за города. По пути домой Уилл с Селиной встретили лишь одну машину.

Подходя к владениям Кендаллов, Селина спросила:

— Ты в своем домике не очень страдаешь от жары?

Уилл рассмеялся:

— Милая моя, думаю, мне там немногим легче, чем грешникам в геенне огненной. А там мне, по— видимому, еще предстоит оказаться за то, что я делаю с тобой.

Селина мрачно взглянула на него, но он не видел ее лица.

— Ты ничего мне не сделал, Билли Рей, — проворчала она, отпирая дверь коттеджа и пропуская Уилла вперед. — Я участвую по доброй воле, даже, можно сказать, с вожделением. Так что если и гореть в аду, так вместе.

Уилл потянулся к выключателю, но Селина его остановила. Она бросила ключи на столик, захлопнула дверь комнаты и направилась в спальню. Когда Уилл вошел вслед за ней, она стояла у окна. Он остановился у двери.

— Сели, может, мне уйти?

— Нет, останься.

Тогда он приблизился к ней и поднял жалюзи; лунный свет залил комнату.

— Ты часто стоишь у этого окна. — Уилл прижался к ней сзади. Все его тело горело, отвечая на жар, сжигающий Селину. — По ночам я смотрю на тебя, когда ты стоишь у окна.

Он держал ее за плечи, шептал в самое ухо и чувствовал, как ее тело трепещет при каждом его слове.

— Я смотрю на тебя долго, пока ты не ляжешь, и изнываю от желания. Господи, Сели, ты даже не знаешь, как я хочу тебя.

Его жаркий, волнующий голос дрогнул. Он поцеловал ее, и Селина всем существом откликнулась на этот поцелуй. Затем он отпустил ее, опустился на колени, снял туфли с ее ног, отбросил их в сторону. Его руки скользнули по ее длинным ногам, вскоре ее трусики белели легким облачком на полу.

Уилл выпрямился, обнял ее сзади за талию и расстегнул «молнию» на джинсах свободной рукой. Послышался шорох материи и сдавленный стон — Селины? или его собственный? Он зашептал прерывающимся голосом:

— Я лежу там и воображаю, как буду заниматься с тобой любовью, прикасаться к тебе, входить в тебя, и схожу с ума. Я вижу, как я вхожу в тебя, очень глубоко. Вот так.

Он раздвинул ее ноги и резким движением вошел в нее. Она была горячей, влажной, и она ждала его.

Уилл не солгал. Временами ему казалось, что он в самом деле сойдет с ума, если не окажется в ней. Но сошел он с ума именно сейчас, когда оказался внутри, когда сжал ее и их губы встретились. Он был безумен от желания. От испепеляющего жара.

Нет, он не совершит непоправимую ошибку, не станет влюбляться в нее, не станет стремиться к жизни, которая закрыта для него, к дому, детям… Но если он окажется глуп, если ему захочется всего этого, тогда…

Он замер на мгновение, она прижалась к нему еще теснее, потом отпрянула. Его кровь вскипела, мышцы напряглись, он со стоном выпустил в нее горячую струю и почувствовал, как ее сотрясает оргазм.

Она трепетала в его руках, и он еще раз подумал, что если ему и суждено совершить глупость, то причиной тому может стать только Селина.

Уилл медленно раздел ее, осторожно расстегнул все пуговицы и сложил ее блузку и юбку на стул. Селина проявила куда меньше терпения, раздевая его. Она рывком стянула через голову с него футболку, поспешно стащила джинсы и носки. Но трусы она снимала с него медленно, нарочно поддразнивая его.

Сколько раз им надо повторить то, что произошло, прежде чем она насытится или он выбьется из сил? Три раза? Четыре? И десяти будет мало! Никогда в жизни Селина не испытывала такого неутолимого любовного голода, такой жадности до тела Уилла, до его ласк. Она отбросила всякий стыд и забыла обо всем. На всем белом свете оставались только они вдвоем.

Он опустил жалюзи, зажег лампу возле кровати и улегся рядом с Селиной. За все шесть лет, что она прожила в этой комнате, ни разу в этой постели не оказывался мужчина. Сейчас Уилл наполнил ее спальню — совершенно неведомое дотоле ощущение.

— Из—за меня и твоей сестры тебе пришлось пропустить фейерверк.

— Это как посмотреть. Из глаз Викки летели искры, да и я сама горела не хуже ракеты минуту назад. — Селина провела пальцем по колючему подбородку Уилла. — И вообще у нас в Гармонии фейерверки не редкость. Хочешь не хочешь, каждый год приходится на них любоваться.