своих близких можно пойти на любое преступление, — и они захватывали силой и с оружием в руках космические корабли, верфи и космодромы, пытались шантажировать правительства и руководство Объединенных Наций, требуя, чтобы им дали возможность покинуть Землю. Четвертые… у четвертых не было ни денег, ни власти, ни моральной готовности лезть по чужим головам, и им оставалось лишь надеяться, что смерть окажется всеобщей и мгновенной, а значит — безболезненной. Такие стремились использовать оставшееся время своего существования на всю катушку и погрязали в буйных оргиях, чревоугодии, прелюбодеянии и прочих ранее запретных или недопустимых, с точки зрения здравого смысла, наслаждениях…

Наконец, были и пятые (и к ним волею обстоятельств принадлежал и автор этих строк). Как правило, все они занимались Экспериментальной Наукой или хотя бы были причастны к ней. Они первые поняли, что для того, чтобы спастись от неминуемой гибели, не обязательно улетать куда-то с Земли в неразведанные глубины космоса. Ведь перемещаться можно не только в пространстве, но и во времени. Им повезло, и однажды их усилия увенчались успехом. Был найден способ, позволяющий перемещаться в прошлое, и они им воспользовались. Опять же стоит с грустью констатировать, что в первую очередь они отправляли в путешествие во времени себя и своих близких, оправдывая этот эгоизм тем, что якобы стоит рассекретить открытие — и его мгновенно приберут к рукам преступники, богачи и власти предержащие… Не избежал этой участи и я. Мне было легче, чем другим: у меня в том времени не было ни семьи, ни прочих близких людей…

В результате я живу в этом достаточно благополучном времени, и никто не подозревает, что я — пришелец, чужак, «белая ворона». Мне удалось вжиться в свой новый образ так, чтобы ничем не выделяться среди людей конца двадцатого начала двадцать первого века. Признаться, первоначально меня подмывало хранить свою тайну до конца. Тем более что мне все равно никто бы не поверил, даже если бы я официально объявил всему миру, что прибыл из далекого будущего.

Но время шло, и я все больше стал ловить себя на странном зуде. Рассказать людям о том, что их ждет. Наверное, это объяснялось тем, что мне выпало родиться накануне гибели цивилизации и на своей собственной шкуре испытать последствия чужой безответственности. А может быть, это было и своеобразным стремлением отомстить благополучным, довольным собой, сытым и беззаботным предкам, заставив их хоть немного помучиться: кого — угрызениями совести, кого — страхом.

И тогда я сел писать эту повесть. Я решил, что это единственный способ привлечь внимание людей к проблеме, которая их ждет в будущем (сейчас, когда я отстукиваю эти строки, тот, кого я вывел в повести как Ореста Снайдерова, только заканчивает учебу в университете, и пройдет еще несколько лет, прежде чем он сделает свое страшное открытие). Естественно, при этом я сознаю, что фантастику читают отнюдь не все, а из тех, кто читает, не все интересуются произведениями, в которых отсутствуют яркий антураж и головокружительные приключения героев. Я также отдаю себе отчет в том, что даже те, кто прочитает эту повесть (в том числе и те единицы, которым она, возможно, понравится), не поверят в достоверность описываемых событий.

Правда, временами, когда я по нескольку раз перечитываю написанное, меня самого охватывает странное ощущение. Будто ничего из рассказанного мной никогда не было и не будет. Будто я все это придумал и теперь стараюсь убедить и других в том, что подобное может произойти на самом деле.