хохотал, как сумасшедший. Когда же после обеда мальчик усаживался за приготовления уроков, Топсик растягивался у его ног и погружался в сладкую дремоту.
Но стоило только Сереже вскочить со стула, как Топсик уже был на ногах и оглушительным лаем приветствовал своего маленького хозяина.
Так прошел месяц. Наступали святки.
Школьников распускали по домам на рождественские двухнедельные каникулы.
Сережа с радостью помышлял о чудесной елке и о детском бале, который давал своим приятелям его товарищ Миша Воинов.
И вдруг… Топсик заболел. У Топсика сделалась чума, эта неизбежная болезнь всех щенят. Он перестал бегать и возиться и все больше лежал на своей перинке в углу прихожей. Сереже было очень жаль милого Топсика, но его мысли теперь были заняты иными впечатлениями — балом и елкою, и он менее, чем можно было это предполагать, сокрушался о своем друге. Мама несколько раз уже напоминала мальчику покормить Топсика, переменить ему воду, взбить перинку… Сережа смущался за свою рассеянность, исполнял все необходимое, от души жалел Топсика и раскаивался до слез в своей вине.
Наступил день бала. Сережа любил танцы всей душою, поэтому приготовления к балу заняли все его мысли. В этот день его мама должна была отлучиться с утра по делу, и Сережа собирался на бал без мамы. Бал был назначен в шесть часов вечера, и Сережа с четырех часов принялся мыться, причесываться, одеваться с помощью Акулины.
Мама Сережи была небогатая женщина, жила на пенсию, оставшуюся после покойного мужа, и не могла держать ни бонны, ни гувернантки для Сережи. Когда она находилась в отсутствии, обязанности бонны выполняла кухарка Акулина. И теперь, одевая Сережу, Акулина то и дело торопила его:
— Опоздаешь, миленький, одевайся скорее!
Наконец Сережа был готов и со всех ног пустился бежать по лестнице, чтобы поспеть вовремя, к началу танцев.
Ему было не до Топсика, не до прощанья с ним… Да он, признаться, и забыл о Топсике в эти минуты.
Забыла о Топсике и Акулина, когда 1/2 часа спустя по уходе Сережи запирала дверь квартиры на ключ, отправляясь к куме в гости.
Сережа не ошибся в своем расчете. Бал удался на славу.
Детишки плясали до 11-ти часов вечера, и, когда мама приехала за Сережей, то ей чуть не на руках пришлось тащить домой своего едва стоявшего на ногах от усталости мальчика.
Едва добрался до постели Сережа, как бухнулся на нее и тотчас же уснул. Ему снились всю ночь веселые звуки танцев, кружащиеся под музыку нарядные пары веселых деток, шутки, радостные возгласы, смех.
Проснулся он на другой день поздно, около 12-ти. Мама нарочно не будила его, желая дать выспаться как следует утомившемуся накануне мальчику.
Проснулся и вдруг вспомнил о Топсике… Вспомнил и похолодел от ужаса… Даже пот каплями выступил на его лбу… Смертельная бледность покрыла лицо.
Что он наделал? О Господи! Он совсем, совсем забыл про своего больного Топсика.
Забыл заготовить пищу и питье накануне… С третьего дня бедный Топсик ничего не пил и не ел. О, ужас! О, ужас!
Не помня себя стал одеваться дрожащими руками Сережа… натягивать кое-как куртку, штанишки… Вот он наконец готов! Слава Богу! Стремглав летит в прихожую, подбегает к постельке Топсика и с громким воплем отскакивает назад.
На перинке лежит распростертый Топсик.
Его язык высунут… Глаза со стеклянной неподвижностью устремлены куда-то в угол… Мордочка беспомощно свесилась с перинки.
Не смея догадываться о страшной истине, Сережа стремглав несется в столовую, хватает со стола сдобные булочки и летит с ними к Топсику. Протягивая их к самой мордочке собачки, он жалобно шепчет:
— Топсик! Миленький! Хорошенький! Кушай, пожалуйста!
И вдруг его пальцы нечаянно касаются холодного, как лед, носа Топсика. Сережа испускает отчаянный крик и, закрыв лицо ручонками, громко судорожно рыдает!..
Сомнений нет… Его Топсик мертв! Бедный Топсик!..
Он задохся от жара, не имея ни капли воды, измученный и без того болезнью.
И никто иной, как Сережа, виновен в его смерти, забывший своего больного друга.
Бедный, несчастный, покинутый Топсик!
И Сережа рыдает так, что прибежавшая на его плач мама долго не может успокоить ребенка.
Топсик погиб, но его гибель благотворно подействовала на Сережу. Он окончательно потерял свою рассеянность и забывчивость. Теперь он внимательный, исполнительный мальчик.
Но какой жертвы стоило ему его перерождение!.. Он долго, долго не мог забыть своего милого, мертвого Топсика, погибшего по его вине.
Бедный Топсик!
В гости к бабушке
— Кира… Соня… Алек… Витюша!… - гулко разносится по квартире, — собирайтесь… пора ехать… на поезд не попадем. — Кира! Соня! Алек! Витюша!
— Сейчас! Сейчас! — откликаются звонкие детские голоса и из небольшой, залитой солнцем, веселенькой детской выскакивают два мальчика и две девочки возрастом от шести до 12 лет.
— Няня, одевайте детей, только поскорее. Поезд не ждет, милая.
И Анна Павловна Хромина стала поспешно прикалывать шляпу пред большим зеркалом в прихожей.
Поднялась суматоха невообразимая.
Няне помогала краснощекая, неуклюжая Дуняша, недавно взятая из деревни для комнатных услуг девушка. Надо было одеть детям весенние пальто, повязать на шею галстухи и достать с вешалок шляпы…
Алек, двенадцатилетний гимназист, недавно блестяще сдавший экзамен, один не суетился… Он стоял в сторонке, застегнутый на все пуговицы и с видом скучающего молодого человека рассматривал, как снаряжали его маленького братишку и сестер.
Особенно много было хлопот с шестилетним Витюшей. В то время, как няня занялась обеими девочками, Витюшу одевала Дуняша. Витюша отдувался под ее неловкими руками, как маленький паровоз.
Его крошечный пуговицеобразный носик морщился поминутно, и он делал такие гримасы своей потешной маленькой мордочкой, каким позавидовал бы любой клоун из цирка.
А неумолимая Дуняша продолжала суетиться около него, нимало не обращая внимания на все его нетерпеливые ужимки.
И вдруг оглушительный рев наполнил прихожую.
— Мама! — завопил не своим голосом Витюша, — Дуня меня за шею ущипнула…
Дуняша растерялась. Оставила в покое крючок у ворота Витиной куртки, который намеревалась застегнуть, и осталась стоять с разинутым ртом и выпученными глазами перед плачущим мальчиком. Няня, обожавшая Витюшу, накинулась на Дуняшу.
— Деревенщина… Неуклюжая… Не руки, а грабли… Барское дите обидела… У-у, глупая! Не плачь, мой розанчик, не плачь, моя крошечка, моя ягодка малинная… Дай-кось я тебе конфетку дам!
