О 'Брайн Тир сидел в своем рабочем кабинете в резидентуре в посольстве Великобритании в Берне на Тунштрассе, 50, и просматривал прибывшую из Центра дипломатическую почту.

Был конец января 1978 года. Рождественские каникулы кончились. Люди приступили к работе.

Телефонный звонок оторвал резидента от документа, который он изучал. Шифровальщик из посольской референтуры просил разрешения зайти.

«Наверное, что-то важное и срочное из Центра», — подумал (У Брайн. Он знал, что шифровальщик по пустякам не решился бы отвлекать шефа от работы.

Через несколько минут в кабинет вошел мужчина средних лет. «Это вам, сэр, лично», — и положил на стол тонкий лист бумаги с напечатанными колонками пятизначных цифр.

Резидент расписался за получение телеграммы, поблагодарил и отпустил работника референтуры. Когда дверь за шифровальщиком закрылась, О 'Брайн поспешно встал из-за стола, подошел к вмонтированному в стене сейфу, набрал шифр и, открыв его, вынул небольшую металлическую коробку с личными шифрами резидента.

Через некоторое время вместо колонок цифр на листе бумаги появился короткий текст:

Прочитав шифровку, О 'Брайн откинулся на спинку кресла и с облегчением и вместе с тем с некоторой тревогой подумал: «Все. Рубикон перейден, отступать некуда, все мосты сожжены. Надо действовать».

В журнале регистрации входящих шифротелеграмм он записал номер шифровки и дату ее получения. В графе содержания коротко поставил:

Затем взял полученную шифротелеграмму, свернул ее в трубочку, поставил вертикально на мраморную пепельницу, вынул зажигалку и поджег сверху. Огонь медленно сползал вниз, не дымя и не образуя копоти. Через несколько секунд в пепельнице лежала только маленькая кучка пепла. Так когда-то его в молодости научил уничтожать секретные документы резидент в Германии Питер Ланн.

О 'Брайн встал и начал задумчиво ходить взад-вперед. Он всегда делал так, прежде чем приступить к какой-нибудь важной и ответственной работе. Ему необходимо было сосредоточиться, собраться с мыслями, всё тщательно продумать и взвесить. Походив минут пять по кабинету, он сел за стол, вынул из сейфа досье на Резуна, открыл секретную тетрадь оперативных записей и углубился в изучение материалов на разрабатываемого русского. Он уже десятки раз просматривал эти записи, знал их почти что наизусть.

Настоящий разведчик, да не только разведчик, просто профессионал высокого класса в любой отрасли знаний, живет только делом, думает о нем и денно и нощно. И не может жить по-другому. О 'Брайн Тир принадлежал именно к этому типу людей. Работа всегда у него стояла на первом месте. Играя в теннис с американским резидентом по субботам, он ловил себя на мысли, что даже во время игры думает о будущей операции. Из-за этой привычки — всего себя отдавать делу — у него неважно складывались отношения с женой.

Шифровка от мистера Си заставила его еще раз внимательно проанализировать дело Резуна в хронологическом порядке. Он отдавал себе отчет, что его дальнейшая карьера будет зависеть от успеха проведения этой операции.

Все мысли Тира были заняты предстоящей операцией. Он сам имел огромный опыт вербовочной работы, но знал, что немногие в СИС могли похвастаться успешной вербовкой русских. «Конечно, — думал О 'Брайн, — одно дело, когда доброволец сам приходит и предлагает свои услуги, как Пеньковский. И совсем другой случай с Наполеоном. Даже при стопроцентном компрометирующем материале нельзя сказать с уверенностью, как поведет себя вербуемый. У СИС было достаточно срывов в этом деле. — На ум приходили вербовки в Германии. — Все это не то. И время было совершенно другое, и немцев нельзя сравнивать с русскими, но они тоже люди со всеми присущими человеку слабостями. И мы обязаны их найти и использовать. На встрече в Лондоне мистер Си настоятельно рекомендовал ознакомиться с какими-то американскими материалами ЦРУ по работе с русскими. — При упоминании об американцах у Тира портилось настроение. — Чему могут научить нас эти выскочки в разведке? Что они могут сказать нам нового о профессии, которой мы их сами научили? Они что, позабыли, кто им создал их монстра — ЦРУ?»

Резидент неохотно поднялся, подошел к сейфу, достал тонкую брошюрку, полученную из Центра последней почтой. В сопроводительном письме сообщалось, что материал подготовлен по заказу начальника контрразведки ЦРУ Джеймса Энглтона Гарвардским проектом и рекомендуется для практического использования. О 'Брайн Тир много слышал об Энглтоне как о крупном контрразведчике, но его натура противилась признавать какие-либо приоритеты в разведке за американцами.

Всё-таки брошюру начал с неохотой читать, подчеркивая отдельные места: «Советские граждане представляют группу высокодисциплинированных людей, подвергающихся интенсивной идеологической обработке, бдительных и чрезвычайно подозрительных. Русские очень горды по характеру и чрезвычайно чувствительны ко всяким проявлениям неуважения. В то же время многие из них склонны к самым различным приключениям, стремятся вырваться из существующих ограничений, жаждут понимания и оправдания с нашей стороны. Акт предательства, будь то шпионаж или побег на Запад, почти во всех случаях объясняется тем, что его совершают неустойчивые в моральном и психологическом отношении люди».

О 'Брайн отодвинул брошюру, откинулся на спинку кресла и вслух произнес: «Ну и что, мы это без американцев не знаем?» Он посидел, заложив руки за голову несколько минут, о чем-то размышляя. Потом вновь принялся за чтение: «Предательство по самой своей сути нетипично для советских граждан». Тир дважды жирно подчеркнул красным фломастером эту фразу. «Это видно хотя бы из сотен тысяч людей, побывавших за границей. Только несколько десятков из них оказались предателями, и из этого числа только несколько работали на нас в качестве агентов. Такие действия в мирное время, несомненно, свидетельствуют о ненормальностях в психическом состоянии тех или других лиц. Нормальные, психически устойчивые лица, связанные со своей страной глубокими этническими, национальными, культурными, социальными и семейными узами, не могут пойти на такой шаг. Этот простой принцип хорошо подтверждается нашим опытом в отношении советских перебежчиков. Все они были одиноки. Во всех случаях, с которыми нам приходилось сталкиваться, они располагали тем или иным серьезным недостатком в поведении: алкоголизмом, глубокой депрессией, психопатией того или иного вида. Подобные проявления в большинстве случаев явились решающими факторами, приведшими их к предательству.

Из этого вытекает следующий вывод: наши оперативные усилия должны быть направлены главным образом против слабых, неустойчивых объектов из числа членов советской колонии».

Английский резидент закрыл брошюру и отметил про себя, что янки кое в чем правы в своих выводах относительно русских. Ему особенно понравилось высказывание, что вербуемые, как правило, являются ущербными людьми с ненормальной психикой. Эта мысль подходила к объекту его будущей вербовки, к Резуну. Основная ставка делалась именно на его ущербность.

Резидент принялся за изучение своих записей. Первая запись о русском была датирована в его оперативной тетради декабрем 1974 года. Отмечалось, что на должность атташе постоянного представительства СССР при Европейском отделении ООН в Женеве на Авеню де Лапе, 15 прибыл новый работник — Резун Владимир Богданович 1947 года рождения, с женой Татьяной и двухлетней дочерью Оксаной. Семья Резунов поселилась в доме на Рю де Лозанн, где размещалась американская миссия. В следующей записи говорилось, что оперативному офицеру резидентуры Джону Тейлору, второму секретарю посольства Великобритании, поручалось начать предварительное изучение вновь прибывшего русского и при удобном случае войти с ним в личный контакт, установить знакомство с целью дальнейшего изучения. О 'Брайн помнил, как ставил задачу Тейлору и советовал обратить внимание на возраст Резуна и его связи в советской колонии в Швейцарии. По опыту работы с русскими резидент знал, что таких молодых работников, да еще в Швейцарию, русские, как правило, направляли по большому блату. Джон Тейлор работал под