стрелкам купены, к завиткам молодого папоротника.

«Не пойду сегодня в лес одна. А с Мишелем? Тоже нет».

Чтобы успокоиться, она послушала, как Мария, обутая в войлочные шлёпанцы, натирает паркет. Тощие смуглые руки ритмично взмахивали, по-козьи жилистые ноги сходились и расходились: служанка скользила по навощённому дубовому паркету точно водяной паук по зеркальной глади пруда. Алисе доставляло какое- то смиренное удовольствие слушать шарканье войлочных подошв. Ей было бы приятно послушать ещё и звяканье пестика в ступке, и скрип метлы в прихожей, и стук тяпки по доске – все звуки, которые свидетельствовали о присутствии Марии… «Я хотела бы, – вздохнула она, – перебирать чечевицу на кухне или выдёргивать пырей на аллеях. Я хотела бы поехать на ярмарку в Сарза-ле-О… Но мне вовсе не улыбается подавать лимонад и фруктовые соли тому, за стенкой, у кого тридцать восемь и три… Я рада за ним ухаживать, но не тогда, когда он болен…» Проходя через библиотеку, она отважилась дать совет Марии:

– Вы знаете, Мария, что натирать паркет ногами, как делаете вы, очень вредно для живота?

Она вышла, не дожидаясь ответа, немного пристыженная: «Я заискиваю, я уже почти заискиваю перед ней…» Сзади танец войлочных подошв на мгновенье прекратился, а затем возобновился с каким-то бешеным весельем.

Алиса вошла в полумрак спальни с маленьким подносом, позвякивавшим в руке.

– Не спишь? Тебе лучше? Вот горячий лимонад. Покажи язык. Ничего себе… Просто ужас… Как у тебя с желудком? Давно ли… А?

Он заворочался под одеялом:

– Перестань, перестань! Терпеть не могу такие расспросы!

– Но, Мишель, послушай, ведь надо же… Ну что ты как ребёнок!

Он сел на кровати, подняв колени, и оттолкнул поднос по-детски враждебным взглядом.

– Мишель!.. Я тебе не позволю даже на минуту уклониться от лечения. Пей быстро. Я положила в лимонад столовую ложку фруктовой соли. Будешь лежать в постели до… до судорог. И встанешь только к чаю, в пять часов.

Она терпеливо ждала, когда он выпьет. Но потом направилась к двери не без удовольствия и, пожалуй, слишком быстрым шагом.

– Ты куда сейчас?

Она остановилась, словно лошадь, которой натянули поводья.

– Сейчас?.. Я иду… тут рядом… В парк, пройтись. В общем… никуда.

Она наклонила голову, повторила:

– Никуда.

Прежде чем закрыть за собой дверь, она спохватилась:

– Да, Мишель… Если позвонят из Парижа…

– Что ж, я ведь здесь, – ответил он тоном здорового человека.

– А если ты в это время будешь спать, поговорить вместо тебя?

Он приподнял голову над подушкой, смерил взглядом Алису в утреннем платье, в серебристом ореоле солнечного луча, который проникал из сада, и наградил её довольно-таки неприятной улыбкой.

– Нет, тебе не надо. Тебе-то как раз и не надо. Разбудишь меня, вот и всё.

Она вышла, ничего не ответив, хваля себя за сдержанность, и превратила своё одиночество в заслуженную награду, неслышными шагами прогуливаясь от террасы к парку, от парка к дому под белым светом солнца, ежеминутно приглушаемым лениво ползущими облаками, которые то обещали, то придерживали грозы и давали соловьям недолгую передышку. В полдень Мария подала на террасу рубленое мясо и рис в капустных листьях, подрумянившихся от долгого тушения.

– Остатки, можно сказать… – неуклюже извинялась служанка. – Раз уж мы в город утром не ходили…

– Мария, если бы у меня в Париже были такие остатки…

Алиса ела как лакомка, маленькими кусочками, и подставляла мягкому, печальному свету полузакрытые бледные глаза, гладкие волосы, которые отражали небо с волокнистыми облаками. В то же время она прислушивалась к звукам, доносящимся из дома, услышала торопливые шаги Мишеля, хлопанье заветной двери, щёлканье задвижки. «Ну вот, всё и в порядке… К вечеру температура спадёт…»

– Мария, что у нас тут ещё?

– Варенье из дынь. Попробуйте, мадам… Я кладу в него четыре лимона, для запаха…

Обе они – и та, что сидела, и та, что стояла, – одновременно подумали о том, что впервые остались наедине, и это сильно взволновало их.

«Как странно… В первый раз. Между нами всегда были Мишель, или муж Марии, или прачка, или стремянка для мытья окон, или тазик для варенья…»

– Четыре лимона… Так вот в чём секрет! Ни за что бы не догадалась! Я тоже думала, что надо бы…

Телефонный звонок заставил её умолкнуть, помрачил благожелательно серое небо, обесцветил алый боярышник.

– Ох, какой неприятный звук… Надо бы его заменить…

– Мадам подойдёт к телефону?