Совершив эту поистине титаническую работу, уничтожив германскую резидентуру и профашистское националистическое подполье, наша разведка не прекращала свою работу и в период самой встречи «большой тройки».
Кстати говоря, до сих пор даже в кругах специалистов упорно бытует мнение, якобы Тегеран на время конференции стал неким «островом молчания».
Это утверждает и Ю. Кузнец, автор книги «Прыжок в никуда», написанной на основе богатого документального материала, предоставленного Службой внешней разведки. Он подчеркивает: «Было проведено и другое, экстраординарное мероприятие… Чтобы не допустить преждевременной утечки информации о самом факте пребывания в Тегеране Рузвельта, Черчиля и Сталина, тем более о содержании их переговоров, тегеран был отключен от всех видов связи. В течение почти четырех суток из столицы Ирана не велось никаких радиопередач. Междугородные и международные радио-, телеграфные, телефонные обмены были прекращены…
Все виды связи заработали лишь тогда, когда самолеты союзнических лидеров были уже в воздухе».
Вместе с тем в своих послевоенных мемуарах начальник оперативного управления Генштаба генерал Семен Штеменко пишет, что в Тегеране он трижды в сутки докладывает Сталину об обстановке на фронтах. И в свою очередь передает… в Москву распоряжения Верховного. Да и сам Сталин то и дело требует связи то с Генштабом, то с командующими фронтами.
Да, действительно, нет международной радио-, телеграфной и телефонной связи, но действует безотказный «мост», налаженный службой спецрадиосвязи Разведуправления. Все самые сложные вопросы, связанные с проведением конференции, ее подготовкой, завершением, передаются шифром спецсвязи.
Трудно представить последствия потери связи. Два опытнейших радиооператора военной разведки А. Семенов и В. Туманов несут службу непрерывно, в особом режиме. Аппаратура постоянно находилась под напряжением, даже в те редкие часы, когда не было радиообмена. Каждые пятнадцать минут обязательно проверялось состояние связи. Москва и Тегеран (корреспондент «Лира») круглосуточно запрашивают друг друга. Для всех радиограмм, касающихся конференции, вводится серия «молния особой важности».
Поступившие из Тегерана телеграммы с центрального радиоузла передавались в Генштаб, в Наркомат иностранных дел, в НКВД.
Конференция завершилась. После продолжительной дискуссии был принят план операции «Оверлорд», согласно которому союзные армии в мае 1944 года должны были высадить главный десант в Северной Франции, а вспомогательный — на французском побережье Средиземного моря.
…1 декабря 1943 года Сталин убыл из Тегерана. Кортеж Верховного Главнокомандующего промчался по улице Кавама-эс-Салтане. В иранском аэропорту Сталина ждал самолет.
Так завершилась историческая встреча «большой тройки». Так закончилась величайшая операция в истории нашей разведки.
«Осталось только застрелиться…»
Перебирая архивные материалы — скудные донесения, сухие отчеты, мечтал об одном: найти дневниковые записи разведчиков. Но увы, проходили месяцы, а дневников не было.
Умом понимал: разведчики не любят оставлять воспоминаний. Чтож, такая профессия. Но сердцем не приемлил. Ибо, как сказал кто-то из великих, вместе с человеком уходит целый мир. С разведчиком уходит несколько миров. Ведь он проживает не одну — несколько жизней.
Актер вживается в образ на сцене. Сыграет плохо, ну что ж, огорчит зрителя. Разведчику сфальшивить нельзя — это может стоить ему свободы, а порой и жизни. Разведчики-радисты не исключение.
Из сотен этих мужественных людей, живущих в наши дни, с помощью ветеранов спецрадиосвязи удалось отыскать два десятка человек, которые согласились теперь, спустя годы вспомнить, написать о своем боевом прошлом. А уж дневники, написанные там, в тылу врага, в рейде, это так и оставалось мечтой. Откровенно говоря, понимал, сколь фантастичны эти желания.
Однако счастье улыбнулось. Софья Родина, разведчица-радистка соединения Героя Советского Союза А. Бринского («Брука»), записывала в блокнот свои мысли и впечатления. Они к счастью сохранились. Их нельзя читать без волнения, а порой и без слез. Записки молодой девушки-радистки потрясают. Это бесценный документ той героической эпохи.
Мне показалось, они будут интересны не только мне. В них точно и тонко передан дух той поры, и никакое авторское повествование не сможет их заменить. Послушаем ее волнующий голос, биение сердца… Попытаемся из нашего прагматичного далека понять, как жили, любили, воевали эти прекрасные душой люди.
Итак, отрывки из фронтового дневника разведчицы-радистки Софьи Родиной. Рука автора не коснулась ни единой строки.
…Летим двумя самолетами в Польшу в Яновские леса, на базу группы Василенко. В нашей группе летят шесть радистов. Старший — Игорь Козырев.
Наш самолет слегка покачивало, за бортом темнота. …Вдруг яркие всполохи, словно праздничный фейерверк, озарили темное небо. Это взрывы зенитных снарядов, самолет обстреливался зенитками при пересечении линии фронта. Затем постепенно все стихло, мы сидим молча в глубоком раздумье. Кажется, что-то долго летим… Но вот раздается команда: «Парашюты пристегнуть к тросу». Правая рука на кольце.
Дверь самолета открылась, и я вывалилась в темную бездну вслед за Игорем, толкнув его рукой… Мягкий рывок, и надо мной появился огромный купол парашюта. Показалось, что долго лечу. Достаю из кармана телогрейки фонарик. Верхушки деревьев, затем… шлеп, не устояла на ногах, упала, брюки мокрые, в сапогах вода. Барахтаюсь в канаве с водой. Господи! Ведь подумают, что я от страха…
Я ничего не боялась, прыгала с парашютом уже не раз: и с крыла самолета У-2, а в Монино из люка, из дверей. Мне долго пришлось ожидать вылета на задание, так я пристраивалась прыгать с парашютом к любой группе, ехала на тренировку.
…Села на краю канавы и думаю, пусть найдут меня здесь. Огляделась, рядом лес. Вижу поле, костры…
Боже мой, а рация! Где она? Я совсем забыла о ней. А вдруг она намокла? Тогда осталось только застрелиться! Щупаю — мокрая. Скорее к костру сушиться. А ноги не слушаются, заплетаются. Кричу ребятам, но никто не реагирует.
Гляжу, все оживленно говорят по-польски, наших нет. Пристально вглядываются в небо. Я объясняю, что мы уже прилетели и надо искать грузовые мешки, а они смеются, помогают мне снять вещи, усаживают у костра.
Что за чертовщина? Куда мы попали? Наконец вижу своих. Пришли Игорь Козырев, Миша Калошин. Пояснили мне, что кругом поляки, они получили груз из Лондона. Парашюты у них зеленого цвета, а нам показалось — черного. Все стали гасить костры и собирать грузовые мешки.
Наши товарищи приземлились все хорошо, за исключением Веры, которая зависла между двумя деревьями. Летчик не ошибся, выбросил нас правильно на обусловленные костры.
Через два дня мы были уже на месте. Меня определили радисткой в польский отряд, командиром которого был Анатолий. Он свободно говорил по-русски. На сумке моей радиостанции был нашит красный крест. Ведь по версии я медсестра.
