друга. Заигрались! Ведь они были зайчики, а не взрослые зайцы.
- Скажите, пожалуйста, не видели ли вы Лошадь в очках? - спросила их Таня.
- Конечно, видели! - ответил самый пушистый Зайчик с самыми длинными разноцветными ушками. - Мы сидели в бутылке, бутылка лежала в сумке, а сумка висела на плече Лекаря-Аптекаря. Лекарь-Аптекарь сидел на передке за водовозной бочкой, а бочку тащила Лошадь в очках. Мы ехали в Мухин. И приехали бы, если бы Петька не выпустил нас из бутылки.
Сороки, как известно, летают медленно и даже вообще больше любят ходить, чем летать. Но Таня полетела в Мухин, как ласточка, а быстрее ласточек летают только стрижи. Вот и Мухин! Вот и аптека 'Голубые Шары'! Вот и Лекарь-Аптекарь! Она опустилась на его плечо и сказала:
- Здра...
На 'вствуйте' у нее не хватило дыхания.
Танин папа не беспокоился о дочке. Он был уверен, что она отправилась с пионерским отрядом в далекий поход - так ему сказала Танина мама. Странно было только, что она не зашла проститься. Но мама сказала, что ей не хотелось будить отца, а это было уже вовсе не странно.
По-видимому, вскоре он должен был умереть - по крайней мере, так утверждали врачи, разумеется, когда они думали, что он их не слышит. Но ему все казалось: а вдруг - нет?
- В общем, там видно будет, - говорил он себе и работал.
Он писал мамин портрет, и его друзья в один голос утверждали, что этот портрет мог рассказать всю мамину жизнь. Каждая морщинка говорила свое, и, хотя их было уже довольно много, художнику казалось, что двух-трех все-таки еще не хватает.
- Сюда бы еще одну, маленькую, - говорил он смеясь. - И сюда. А без третьей я, так уж и быть, обойдусь.
И вот однажды, когда она пришла, чтобы пожелать ему доброго утра, он заметил, что на ее лице появилась как раз та морщинка, которая была нужна, чтобы закончить портрет.
- Вот теперь все стало на место, - сказал он и поскорее принялся за работу.
Он не знал, что новая морщинка появилась потому, что мама беспокоилась за Таню, от которой не было ни слуху ни духу.
Чтобы закончить 'Портрет жены художника' - так называлась картина нужно было только несколько дней. И оказалось, что именно эти несколько дней прожить совсем нелегко. Но он старался, а ведь когда очень стараешься, становится возможным даже и то, что положительно не под силу. Он работал, а ведь когда работаешь, некогда умирать, потому что, чтобы умереть, тоже нужно время.
- Да, эта морщинка чертовски идет тебе, - устало сказал он жене, когда кисть в конце концов все-таки выпала из руки. - Никогда еще ты не была так красива.
Союз художников объявил, что первого мая откроется его выставка, и до сих пор он все развешивал свои картины - разумеется, в воображении. А теперь перестал.
- Завещаю вам пореже трогать бородавку на вашем толстом носу, - сказал он доктору Мячику. - В конце концов это ей надоест, она сбежит от вас, а без бородавки, имейте в виду, ни один пациент вас не узнает.
Он еще шутил!
- Пожалуй, 'Портрет жены художника' придется назвать портретом его вдовы, - сказал он друзьям.
Это тоже была еще шутка.
С каждым часом ему становилось все хуже.
- Может быть, мне станет легче от клюквы? - спрашивал он жену. - Или от ежевики?..
- А не попробовать ли нам черничного киселя? - спрашивал он, когда не помогли ежевика и клюква.
У него было так много учеников и друзей, что, когда Смерть вошла в комнату, она должна была проталкиваться сквозь толпу, чтобы добраться до его постели.
- Извините, - говорила она вежливо, - я вас не толкнула? Не будете ли вы любезны посторониться? Благодарю вас.
Друзья расступались неохотно, и она опоздала - не надолго, всего лишь на несколько минут. Но этого было достаточно: черно-белая птица с раздвоенным длинным хвостом мелькнула за окнами, и в открытую форточку влетел пузырек, на котором было написано: 'Живая вода'.
- А, наконец-то! - сказал доктор Мячик. - Ну-ка, дайте мне столовую ложку.
Смерть еще проталкивалась, но уже не так решительно, как прежде.
- Виновата, - говорила она слабеющим голосом. - Посторонитесь, господа. Что же это, в самом деле, такое?
- Боюсь, что вы опоздали, сударыня, - сказал ей доктор. - Если не ошибаюсь, вам здесь нечего делать.
Это было именно так.
Танин папа выпил ложку живой воды, и Смерть остановилась, хотя была уже в двух шагах от постели. Он выпил вторую, и она попятилась назад. Он выпил третью, и Смерть вышла из комнаты. Она спускалась по лестнице с достоинством, как и полагается почтенной особе, привыкшей к тому, что в конце концов она берет свое, хотя подчас и приходится подождать денек или годик.
Таня вернулась в Лихоборы - что еще могла она сделать? С каждым днем она все больше привыкала к мысли, что она не девочка, а сорока. В общем, сороки понравились ей.
'Симпатичные, в сущности, люди, то есть птицы, - думала она. - Правда, не очень умны, зато доверчивы, а ведь и это немало'.
Плохо было только одно: они воровали все, что попадалось на глаза. Но не вообще все, а только то, что блестело. Почти в каждом гнезде лежали золотые и серебряные колечки, цветные стеклышки, которыми девочки играют в классы, брошки, серьги и запонки. Это было неприятно. Даже Белая Ворона, гордившаяся тем, что она была ворона, тоже время от времени возвращалась домой с какой-нибудь хорошенькой блестящей вещичкой. И Таня просто не могла понять, как такая почтенная, всеми уважаемая женщина может спокойно принимать гостей в украденных сережках.
- Шакликрак, - однажды сказала ей Таня.
Это значило: 'Извините, тетя, но я не понимаю, неужели это приятно, воровать?'
Белая Ворона неодобрительно пожала плечами.
- В тебе еще говорит бывшая честная девочка, - проворчала она. - Нет, моя милочка, воровать надо. Понятно? На то ты и Сорока-воровка.
Да, с этим нельзя было не согласиться. И всетаки, пролетая мимо всего, что блестело, Таня крепко зажмуривала глаза. Только на солнце она не боялась смотреть.
'Ведь солнце все равно невозможно украсть, - думала она, - даже если бы очень захотелось'.
И она вспомнила историю о том, как одна молодая сорока решила украсть - конечно, не солнце, а маленькую хорошенькую звездочку, на которую она с детства не могла насмотреться. Родители убеждали ее отказаться от этой неразумной затеи.
- Известно, что черт пытался украсть луну, - поучительно говорили они, - и то у него ничего не вышло. Подумай только! Самый настоящий черт, с хвостом и рогами.
- У меня тоже есть хвост, - беззаботно отвечала Сорока.
Но хвост не помог ей, когда она отправилась в путь. Она летела день и ночь, а до звездочки было все так же далеко. Она решила вернуться, но по дороге ей встретился кречет, который, по-видимому, съел ее, потому что она не вернулась.
Да, это была грустная история, доказавшая, кстати сказать, что воровать опасно. Но, к сожалению, она ничему не научила сорок, хотя о девушке, которая решила похитить звезду, было написано прекрасное стихотворение.
И вдруг распространился слух, что немухинские сороки решили вернуть украденные вещи.
- Никогда не поверю, - сказала Белая Ворона. - Скорее пчелы перестанут жалить. Воровство и жеманство у сорок в крови. Другое дело, если бы это были попугаи или райские птицы.
