одним ласковым дружеским тоном и улыбающимся лицом Иозефа, который в последние месяцы являлся ему только повелителем и Магистром. Растроганный, обрадованный, принял он предложение Кнехта, и не только как честь и выражение доверия, – он понял и оценил все значение этого благородного жеста: то была попытка воскресить дружбу, раскрыть захлопнувшиеся было двери. Тегуляриус отмел сомнения Кнехта относительно китайского языка и тут же попросил Досточтимого полностью располагать им.
– Отлично, – резюмировал Магистр. – Рад твоему согласию. Итак, в определенные часы мы с тобой снова будем товарищами по работе и по занятиям, как в те, столь далекие теперь времена, когда мы сиживали вместе не за одной партией, и не только разрабатывали, но и боролись за наши игры. Меня это радует, Фриц. А теперь ты должен прежде всего освоиться с самой идеей, на которой я намерен построить игру. Тебе необходимо представить себе, что такое китайский дом и каковы правила, соблюдаемые при его постройке. Я немедленно дам тебе рекомендации в Восточноазиатский институт, где, уверен, тебе окажут помощь. Нет, постой, мне пришло на ум кое-что получше: попытаем счастья со Старшим Братом, отшельником из Бамбуковой рощи, о котором я тебе когда-то так много рассказывал. Быть может, он сочтет унижением своего достоинства или нежелательной помехой вступать в общение с лицом, не знающим китайского, но попытаться все-таки следует. Если он захочет, то способен и из тебя сделать настоящего китайца.
Очень скоро после этого разговора Старшему Брату было отправлено письмо с приглашением прибыть в Вальдцель в качестве гостя Магистра Игры, где ему и будет сообщено, в чем заключается обращенная к нему просьба. Но китаец так и не покинул Бамбуковой рощи, Курьер привез от него письмо, написанное тушью по-китайски. В нем значилось: «Почетно лицезреть великого человека. Однако путешествие ведет к препятствиям. Для жертвоприношения берут два сосуда. Возвышенного приветствует младший». Это заставило Кнехта, между прочим, не без труда, побудить Фрица поехать самому в Бамбуковую рощу, дабы испросить приема и наставлений. Но небольшое путешествие это оказалось безрезультатным. Отшельник принял Тегуляриуса в роще с чуть ли не подобострастной вежливостью, но на все вопросы отвечал дружелюбными сентенциями на китайском языке и, несмотря на рекомендательное письмо Магистра Игры, написанное на превосходной рисовой бумаге, не пригласил прибывшего даже зайти. Расстроенный, так ничего и не добившись, Тегуляриус вернулся в Вальдцеяь, привезя с собой в качестве дара Магистру лястил, на котором была нарисована золотая рыбка, а над ней – древнее китайское изречение. Пришлось Фрицу отправиться в Восточноазиатский институт и уже в нем попытать счастья. Здесь рекомендации Кнехта возымели большее действие: посланцу Магистра Игры оказали всяческую помощь, и вскоре он собрал все, что только можно собрать для такой темы, не зная языка. При этом он сам увлекся идеей Кнехта положить в основу Игры символику китайского дворика, примирился со своей неудачей в Бамбуковой роще и забыл о ней.
Когда Кнехт выслушал отчет о безрезультатной поездке к Старшему Брату, а затем, оставшись один, взглянул на речение и золотую рыбку, его охватили воспоминания об атмосфере, окружавшей этого удивительного отшельника, о том, как сам он, Кнехт, гостил в хижине, вокруг которой всегда шелестели листья бамбука и постукивали стебли тысячелистника, вспомнил он и свою былую свободу, досуг студенческих лет – весь радужный рай юношеских мечтаний. Как хорошо сумел этот отважный и чудаковатый анахорет удалиться от мира и уберечь свою свободу, как надежно укрывала от всей вселенной тихая бамбуковая роща, как глубоко и крепко вжился он в эту ставшую для него второй натурой опрятную, педантичную и мудрую китайщину, как крепко замыкало его год за годом, десятилетие за десятилетием, в своем магическом кругу, сновидение его жизни, превратив его сад в Китай, его хижину – в храм, его рыбок – в божества и его самого – в мудреца! С глубоким вздохом Кнехт оторвался от этих размышлений. Сам он шел или был ведом другим путем, и теперь эадача заключалась в том, чтобы пройти этот предначертанный ему путь, не заглядываясь на другой и не сворачивая в сторону.
Вместе с Тегуляриусом он составил план и во время нескольких, с трудом вырванных часов сочинил свою Игру, передав всю работу по сбору материалов в Архиве и записи двух первых вариантов другу Фрицу. Новое содержание придало их дружбе новую жизнь, новые формы, да и сама Игра, над составлением которой они трудились, во многом обрела иные черты, обогатившись, благодаря своеобразию и изощренной фантазии Тегуляриуса. Фриц принадлежал к вечно неудовлетворенным и вместе довольствующимся скромными результатами людям, которым свойственно без конца поправлять всеми одобренный букет или накрытый стол, из малейшего пустяка делать целую проблему, труд на весь день.
И в последующие годы Кнехт решил уже не менять раз установившегося обычая: большая ежегодная Игра должна быть делом двоих. Тегуляриусу это приносило двойное удовлетворение: для друга и Магистра он оказался полезным и даже незаменимым в столь важном деле, само же торжество он отпразднует хотя к не названным, однако элите хорошо известным соавтором ежегодной Игры.
Поздней осенью первого года службы, когда друг его еще был погружен в занятия китайским. Магистр в один прекрасный день, пробегая записи в дневнике канцелярии, наткнулся на следующую: «Прибыл студент Петр из Монпора, рекомендован Magister musicae, передал приветствие от бывшего Магистра музыки, просит предоставить ему кров и ночлег и допустить к работе в Архиве. Помещен в гостевом флигеле для студентов». Что ж, студента вместе с его ходатайством он мог спокойно предоставить людям из Архива, это было обычным делом. Но вот «приветствие отбывшего Магистра музыки» – это уже касалось лично его. Кнехт попросил вызвать студента. Тот оказался молчаливым молодым человеком, вместе мечтательного и пылкого вида, явно одним из монпорской элиты, во всяком случае аудиенция, предоставленная Магистром, была для него не в диковинку. Кнехт спросил, что студент имеет передать от старого Магистра музыки.
– Приветствия, – ответил студент, – самые сердечные и почтительные приветствия, Досточтимый, а также приглашение. Кнехт попросил гостя сесть. Тщательно выбирая слова, юноша продолжал: – Как я уже говорил, глубокочтимый Магистр поручил мне, если к тому представится случай, приветствовать вас. Он просил также дать вам понять, что в самое ближайшее время и как можно скорее он хотел бы видеть вас у себя. Он приглашает вас или, во всяком случае, хотел бы, чтобы вы посетили его в самое ближайшее время, разумеется, если вы сможете это соединить со служебной поездкой и вас это не слишком затруднит. Таково, примерно, его поручение.
Кнехт испытующе взглянул на молодого человека. Да, вероятно, он один из подопечных старца.
– Как долго намерен ты задержаться в нашем Архиве, studiose72? – осторожно спросил он.
– Ровно столько, досточтимый, – услышал он в ответ, – сколько вам понадобится для подготовки вашей поездки в Монпор, Кнехт задумался.
– Хорошо, – заметил он наконец, – но скажи, почему то, что ты мне передал от имени старого Магистра, ты передал своими словами, а не дословно, как того следовало ожидать?
Петр не отвел глаз, медленно, тщательно подбирая слова, как будто говоря на чужом языке, он ответил:
– Поручения мне не давали, Досточтимый, а потому я не мог передать его дословно. Вы знаете моего глубокоуважаемого наставника, и вам должно быть известно, что он человек чрезвычайно скромный; в Монпоре о нем говорят, будто в молодости, когда он был еще репетитором, но среди элиты уже слыл будущим Магистром музыки, студенты прозвали его «Великим смиренником». И вот эта его скромность, сочетающаяся с готовностью к служению, деликатностью и терпением, после достижения преклонных лет и особенно после того, как он ушел в отставку, еще более возросла, вы это, конечно, знаете не хуже меня. Подобная скромность никогда бы не позволила ему просить вас о визите, сколь горячо ни было бы его желание. Вот почему, domine, я не удостоился чести передать такое поручение и все же поступил так, как будто мне это было поручено. Если это ошибка, то в вашей власти рассматривать несуществовавшее приглашение как несуществующее. Кнехт чуть улыбнулся.
– Ну, а твои занятия в Архиве Игры, любезнейший? Или это был только предлог?
– О нет! Мне необходимо законспектировать несколько ходов, так что в самом ближайшем времени мне все равно пришлось бы воспользоваться вашим гостеприимством. Но мне показалось правильным несколько ускорить это маленькое путешествие.
– Отлично, – согласился Магистр, снова став очень серьезным. – Дозволено ли спросить о причине подобной поспешности?
На мгновение юноша закрыл глаза, наморщив лоб, словно вопрос причинил ему боль. Затем, вновь обратив свой пытливый и юношески-критический взгляд на Магистра, сказал:
