своего места среди других миров… А сейчас он проявляет некоторые признаки жизни для себя и мертв для других.

— Для других?.. А где они — другие?.. И что мне за дело до них?.. Мне нужна моя пещера, сытная пища для Покоя и Мышления и много моих Я, чтобы не испытывать одиночества… Разве другие миры мне это дадут?..

— Твои вопросы и есть свидетельство того, что твоему миру предстоит еще долгий и нелегкий путь воскрешения… И успеха здесь никто гарантировать не может… Есть голод Плоти и есть голод Духа, который ты называешь одиночеством. Но одиночество может иметь множество уровней… Ты говорил: «Один Я — это я, и двадцать Я — тоже я». Ты потерял девятнадцать Я, и это то же самое, что ампутировать девятнадцать частей твоего духа. Я понимаю твою боль и глубоко сочувствую тебе… Это уровень внутреннего одиночества. Но есть и другая ступень самоотождествления: «Я — это мой род». Например, все пауки этого мира — Я для тебя. Все мягкокрылы этого мира — Я для меня… И тогда мы испытываем одиночество, будучи в разлуке с себе подобными…

— Именно это одиночество погнало меня когда-то из пещеры. И, видимо, оно было первым импульсом к моей смерти, — вспомнил Паук свои стародавние ощущения.

— Да, именно это, но отчасти, потому что тебя терзали два вида одиночества… На первом уровне одиночества проявляется инстинкт самосохранения существа, на втором — инстинкт самосохранения рода… Но есть и еще более высокие уровни самоотождествления: я — это все разумное в этом мире, я — это все живое в этом мире, я — это мир… Им соответствуют свои уровни одиночества и свои механизмы самосохранения… И это еще не все. Далее нас ждут уровни: я — все разумное во вселенной, я — все живое во вселенной, я — вселенная…

— Что такое вселенная?

— Это все множество миров, как подобных твоему, так и совсем на него не похожих.

— Где же они?

— Смотри…

И Паук увидел множество горящих глаз на своде Большой Пещеры.

— Так это глаза других миров? — удивился он.

— Скорее, сердца…

— А где твои крылья, Учитель? — вдруг поинтересовался Паук.

В ответ Неуловимый показал ему застрявшие в скалах лохмотья крыльев. А потом Паук увидел, как мягкокрыл летит к своему укрытию, преодолевая сильный ветер, и вот один из порывов швыряет его на скалы. Паук вспомнил, как сам он пытался набрать высоту с помощью искусственных крыльев при восхождении на Священную Вершину и вынужден был отказаться — тоже из-за ветра. Конструкция явно требовала усовершенствования. Надо обеспечить изменение геометрии крыла в зависимости от ситуации в воздухе…

— Как же ты добываешь пищу? — спросил он.

Неуловимый показал ему другого мягкокрыла с настоящими крыльями, несущего в когтях крупную дичь.

— Это твое Я? — спросил Паук.

— Нет. Мы не такие, как ты. Хотя очень похожи по духовной организации. Мы не образуем единого разума, как твои Я, но наши ментальные поля все же соединяются в единую ноосферу, хотя каждый может выйти из нее, когда захочет.

— Зачем? — искренне удивился Паук. — Ведь это так обедняет

восприятие.

— Поверь мне, уединение тоже бывает необходимо…

— А другие пауки в этом мире существуют? — поинтересовался Паук.

— Кто знает?..

— Я думал, ты знаешь все…

— Увы, нет… Но даже если бы знал, разве я имею право лишать тебя возможности самому разгадать эту тайну?..

— Конечно, тайны разгадывать интересно… Однако, я уже однажды пытался разгадать именно эту тайну… И попытка кончилась моей смертью…

— Тебя не тянет попытаться еще раз?

— Не знаю… Пока не очень…

— Но тебя никто и не заставляет… Кто, вообще, тебя может заставить?..

— Тоска…

— Она не кто, а что…

— А мне представляется иногда, что она живая, тяжко вздохнул Паук.

— Может быть, ты и прав… — помолчав, согласился горбун.

— Я приду и сделаю тебе новые крылья, — вдруг решительно заявил Паук. Неуловимый даже вздрогнул от неожиданности.

— Я тебе очень благодарен за это желание, но… ведь ты уже пытался взойти на мою вершину — и что из этого вышло?..

— Да… — помрачнел Паук. — Но неужели ты не можешь запретить другим мягкокрылам… или попросить их не нападать на меня? Неужели не поймут?

— Думаю, что больше никто из мягкокрылов на тебя не нападет… Но в мире опасны не только мягкокрылы… А я не хочу, чтобы прервалась нить твоей жизни. Не так много в этом мире тех, с кем я мог бы вот так… побеседовать. Без крыльев я пока продержусь, а вот без тебя…

— С чего это вдруг? — усомнился Паук. — До сих пор ты не баловал меня общением.

— Я был тебе не нужен…

— И тогда, когда я лез на твою гору?!

— И тогда… Ты искал себя, а не меня… И нашел… А теперь твоя тоска достигла моей вершины, и я понял, что мы нужны друг другу…

— Ты не ошибся, — согласился Паук. Они помолчали, довольные тем, что поняли друг друга. — Айс говорил, что ты из другого мира… Покажи мне свой мир, — вдруг попросил Паук.

— Не сейчас… Ты еще не готов его увидеть — он будет чужд тебе. А мне хотелось бы, чтобы он тебе понравился…

— Нет, я еще не знаю как, но я буду на твоей вершине! И сделаю тебе новые крылья!.. Я тоже хочу, чтобы тебе понравился мой мир!.. Видение задрожало, подернулось дымкой, и в пещеру вернулся мрак.

Однако тоски в ней уже не было…

Паук вдруг почувствовал голод. И это была жизнь…

Айс вспомнил чувство умиления и восторга, которое охватило его, когда он увидел новое хрустальное гнездовье у подножия склона, где был расположен рудник и пещера Паука. Оно было прекрасно — его воплощенная мечта… Значит, в его отсутствие Стая не сидела, сложа руки и опустив крылья. И жизнь без него не остановилась. Это хорошо. Он этого хотел и воспитывал в Стае… Только не означает ли это, что он больше не нужен Стае?..

Так он подумал, стоя перед хрустальным чудом, искрящимся под лучами доброго солнца. И еще он подумал: «А примут ли меня в этом гнездовье?.. Найдется ли в нем место для меня?..» Он не сразу влетел туда, а присел на край входного окна. Полная тишина и отсутствие движения настораживали. Не случилось ли чего опять?..

Он нырнул внутрь. Пространство огласилось радостным гомоном многих десятков голосов. От неожиданности Айс спланировал на ближайший ярус. Выходит, его заметили и ждали, готовя встречу?.. Айс был растроган. Хотя и мелькнуло сомнение — искренно ли все это?.. Но цветограммы не лгут, а он видел в цветовой симфонии, наполнившей его эмоциональное поле, розовые, желтые, голубые, сполохи искренней радости и благорасположения. Может быть, даже любви… Хотя изредка и промелькивали черные штришки — у кого-то были основания бояться его и не любить…

Стремительно вылетев из глубины гнездовья, перед Айсом опустился Айяр Айт. «Не Верховный ли уже?..» Айт преклонил колено и, глядя в глаза Айсу, с достоинством произнес: