Вопросов не было — нарываться на очередную серию воплей или риск нового сеанса стриптиза не хотелось никому.

— Тогда встаньте, господин Баруларс, — велел судья моему подзащитному. — Скажите, все так и было, как рассказывает заявительница?

— Нет, конечно! — решительно опроверг тот. — Я в тот день домой с работы вернулся рано, жены еще не было, а сына мы в продленную группу отдаем, чтоб с тещей его не оставлять. А она с порога начала на меня кричать, что я пьяный пришел. Ну, и обзывала меня по-всякому. Чтоб не ругаться, я развернулся и ушел — что ж ее, бить, что ли? Только не в пять это было, а часа в три. А домой я в семь вернулся.

— А чем вы занимались до этого? — спросил прокурор.

— С друзьями пиво пил, — честно признался гоблин. — Они и подтвердить могут, во сколько это было. Вы поймите, я ж с тещей уже столько лет живу, сил моих больше нет! Она нам спокойного ни дня не дает, все ругается. Мы уже что только не делали, но она не унимается. Остается ждать, пока в отдельную квартиру переедем. Представьте, теща нам с женой покоя ни днем, ни ночью не дает! Даже, простите, любовью мы дома заняться не можем — она тут же начинает шастать на кухню и обратно, еще и ругается, что оргии устраиваем!

Судя по неприкрытому сочувствию прокурора и судьи, они полностью представляли себе обломы несчастного господина Баруларса. Как он еще импотентом не стал от такой жизни?

— Вот и приходится раз в полгода с женой в санаторий ездить, — смущенно закончил гоблин.

Теперь сочувствие судьи ему просто гарантированно, хотя бы из простой мужской солидарности.

На этом допрос обвиняемого был завершен, и мы принялись допрашивать свидетелей.

Первой свидетельницей обвинения оказалась молодая гномка, которая проживала по соседству с заявительницей. Госпожа Таррея Ластеррсон заявила, что это именно она вызвала скорую соседке.

— По какой причине? — поинтересовался судья.

— Она сказала, что ей плохо, зять избил. Надо же, такой вроде бы приличный гоблин, и вот так поступить! — осуждающе сказала свидетельница.

Показания гномки никто не оспаривал, да и что она толком могла пояснить? Самого избиения она не видела, и знала об этом лишь со слов самой заявительницы.

Вообще, по таким делам отсутствие нормальных свидетелей — это одна из самых больших проблем. Чаще всего подобные события происходят отнюдь не на глазах у посторонних, и они могут подтвердить лишь косвенные обстоятельства.

— А в котором часу это было? — спросила я.

— Я не помню, — растерянно призналась свидетельница. — У меня ребенок маленький, я с ним во дворе гуляла и на часы не смотрела. Помню только, что это до ужина было.

М-да, не густо. 'До ужина' — понятие растяжимое.

Вторая свидетельница, гоблинша примерно одних лет с заявительницей, показала, что является близкой подругой заявительницы, и что та неоднократно жаловалась на издевательства со стороны дочери и зятя. Хорошо, хоть речь не о сексуальных домогательствах! С заявительницы сталось бы выдумать и не такое.

Однако она тоже ничего толком не могла пояснить о том конкретном случае, так что допросили мы ее также довольно быстро.

Сразу после этого я встала и заявила:

— Ваша честь! Прошу истребовать из центра неотложной помощи сведения о вызове врача по данному адресу первого августа этого года.

— Зачем это? — вскочила заявительница. — Я экспертизу принесла, там все написано!

— В заключении эксперта указано лишь, что третьего августа у вас были телесные повреждения, но там не сказано, что эти синяки вы получили именно первого числа и до вызова скорой помощи. Я хочу убедиться, что диагнозы совпадают, ведь вполне возможно, что вы уже позже, к примеру, споткнулись и упали, — парировала я.

— Да ты! — задохнулась от негодования гоблинша, но судья не дал ей развить мысль.

— А ну, тихо! — рявкнул он, а потом уже тише обратился к прокурору. — Ваше мнение?

— На усмотрение суда, — дипломатично ответил тот.

— Тогда суд удовлетворяет заявленное ходатайство, — определился судья. — Слушание по делу переносится на восемнадцатое августа.

После завершения заседания я немного пообщалась с клиентом и обсудила дальнейшие действия. В частности, я велела ему в следующий раз привести тех товарищей, с которыми он распивал пиво, а также поговорить с соседями — возможно, кто-то что-то знает об обстоятельствах этого дела.

Надо сказать, что адвокаты сами никогда не занимаются поисками очевидцев и разговорами с ними. К чему мне обвинения в том, что я запугивала свидетелей или пыталась противозаконно повлиять на них? Так что контактировать с ними приходится самим клиентам.

Господин Баруларс понятливо кивнул и пообещал, что друзей непременно приведет. А вот с соседями могли возникнуть затруднения: заявительница живет в том доме уже давным-давно, и ее все знают. С кем- то она дружит, а кто-то попросту побоится связываться с мстительной гоблиншей, так что особенно рассчитывать на свидетелей не приходилось. Но попробовать стоит в любом случае, о чем я и сказала клиенту. Он покладисто согласился, и на этом мы расстались.

Остаток дня я провела в постели, наслаждаясь ничегонеделанием и тишиной. Мне не хотелось даже читать — я просто бездумно валялась и размышляла.

Лишь ближе к вечеру я соизволила покинуть свое убежище — пора было собираться на свидание.

Почему-то подготовка к рандеву с мужчиной занимает намного больше времени, чем к встрече с подружками или к выходу на работу. Так хочется быть 'самой обаятельной и привлекательной', что это извечное женское желание заставляет прихорашиваться битых два часа.

Владимир предупредил, чтобы я надела что-нибудь удобное и практичное, а потому пришлось довольствоваться джинсами и нарядной красной блузой, как бы ни хотелось надеть романтичное платье.

Виноградов появился вовремя: об этом мне сообщил Нат, который втихомолку выглядывал из окна.

Я последний раз взглянула на себя в зеркало при входе, удовлетворилась увиденным и крикнула домовому, что к ужину меня не ждать. И тут же себя одернула: как будто Нат сам этого не понял. Кажется, я слегка волновалась. Погрозив пальцем своему отражению, я звонко рассмеялась, вышла из квартиры, легко сбежала по лестнице и распахнула дверь подъезда. Владимир уже ожидал меня возле машины — конечно, с непременным букетом.

Нежно поприветствовав меня, он вручил цветы и помог усесться в машину.

Меня не слишком занимало, куда мы едем — с Владимиром было легко и не возникало неловких пауз. За разговором время летело незаметно, и я не следила за его бегом.

Вдруг Виноградов остановил машину и повернулся ко мне.

— Разрешишь завязать тебе глаза? — преспокойно спросил он.

Я опешила: ничего себе просьбы! Хорошо, хоть не связать предложил.

С некоторой опаской я все же согласилась, подумав, что Владимир совсем не походил на маньяка. Конечно, это не аргумент, многие маньяки были милейшими с виду людьми.

Но серые глаза Владимира так понимающе улыбались, что мне стало стыдно за свои сомнения. Мужчина завязал мне глаза куском черной ткани, которую достал из кармана, после этого машина вновь тронулась с места.

Это было волнительно и пугающе одновременно. С одной стороны, осознание по сути, полной беспомощности заставляло инстинктивно сжиматься и панически искать выход. Но с другой стороны, я понимала, что Владимир не сделает мне ничего плохого, и от предположений, зачем потребовалась такая таинственность, начинало усиленно биться сердце.

Под властью противоречивых желаний и стремлений я даже не сразу осознала, что машина вновь остановилась. Хлопнула дверца — вероятно, мужчина вышел из машины, и через мгновение открылась дверца с моей стороны.