концлагеря в приморье. В таких условиях Марвель Осс, бывший кок шельтердечного теплохода «Скаулен», который в мае 1940 года пришел в Оран с грузом древесной массы, провел свои лучшие молодые годы от восемнадцати до совершеннолетия. От семьи вестей не получал, ребенка никогда не видел, не знал даже, был ли вообще ребенок. Пока после полного тягот путешествия через оккупированную Европу не спустился по трапу с пресловутого невольничьего судна «Дунай» на Парадную пристань в Осло. В столице возвращенных на родину моряков встретил как героев сам премьер-министр. Правительство решило в честь блудных сынов устроить обед и торжественное собрание в кинотеатре «Колизей». Но лишь один из интернированных моряков принял приглашение и явился на обед — известный пьянчужка стюард родом из Эгерсунда, который к тому же вряд ли что соображал после трехлетней сушки в пустыне под Боном. На торжественном собрании он совершил риторический подвиг, произнеся слезливую и бессвязную благодарственную речь за здравие премьер-министра-комиссара, за подлинных выразителей норвежского духа, за конец монополии и дальновидное законодательство о продаже алкогольных напитков под эгидой немецкого нового порядка в Европе. Когда речь передавали по радио, изо всех еще не конфискованных приемников тянуло спиртным; даже буквы в «Фритт фолк», «Афтенпостен», «Бергене тиденде» и в других нацифицированных монополистах рекламы, которые ее напечатали, смердели денатуратом. Во всяком случае, так утверждал Марвель Осс, который, по его словам, самым патриотическим образом ночевал трезвый как стеклышко на деревянной лавке на Восточном вокзале в Осло, пока не смог, пользуясь новыми документами, проехать сперва через горы в Берген, а оттуда местным катером до Хёгасюнда.
Там он увидел ребенка. Ребенок успел подрасти, став прелестной девчушкой четырех лет. Которая уже обзавелась отцом. В лице добродушного фельдфебеля из Бреслау в Силезии, чья фамилия состояла из длинной очереди польских согласных, которая никак не могла дойти до окошка и выбраться изо рта, ибо ее упорно оттесняло более юркое и простое сочетание букв, так что величали фельдфебеля не иначе как благозвучным именем Вилли.
Вообще-то никто в Хаугесунде не мог понять, как это молоденькая фру Осс допустила такой позор и спуталась с немцем. Все жалели ее, когда ей пришлось выйти замуж за Марвеля Осса, который пользовался далеко не доброй славой. И всем было невдомек, что теперь Глория Осс встретила Любовь, а не какого- нибудь там случайного поставщика семени. Что она глубоко, искренно и, как оказалось, прочно полюбила Вилли. В царившей тогда обстановке аборигены Хаугесунда видели только одно: норвежская девчонка водится с немецким солдатом. Снаружи по этому немецкому солдату не было видно, что у него безупречное демократическое прошлое. Что прежде он состоял в организации немецкой социал-демократической молодежи и сам по себе предельно миролюбивая личность, враг войны.
Так что Вилли этот даже пальцем не пошевельнул, когда Марвель Осс во всеоружии превосходящих физических сил и праведного гнева принялся его тузить. Он лишь кое-как заслонялся от кулаков Марвеля и делал все, что мог, чтобы ярость не обрушилась на жену, особенно же на невинного ребенка. Но Марвель Осс ограничился одним раундом. После чего ногой распахнул дверь и направился в город. В ближайшие два дня он лупцевал всех субъектов в зеленой форме, какие ему встречались, одного за другим, а то и по два сразу, чем и завоевал славу активного и боевого участника движения Сопротивления.
Понятно, долго так продолжаться не могло. Марвеля Осса схватили и во второй раз за эту войну бросили в кутузку. На том и кончился его вклад в Сопротивление. Осснью 1944 года он снова вышел на свободу и ревностно трудился на строительстве немецкого алюминиевого завода в Ловре. Люди, которые соприкасались с ним в то время, рассказывают, что ракеты Фау-1 и Фау-2 внушили ему здравую мысль, дескать, «Ось», хоть и проигрывает отдельные сражения, в конечном счете все равно выиграет войну, а потому будущее за тем, кто работает на немца. Зимой 1945-го Марвель Осс исчез из Ловры и объявился лишь несколько лет спустя, теперь уже в роли многообещающего профсоюзного активиста в Ордале, губерния Согн, на еще одном алюминиевом заводе, коим немцы успели облагодетельствовать его оккупированную родину. Между собой люди упорно называли его полосатым, и, насколько я понимаю, они подразумевали отнюдь не полосы на тюремной одежде.
Именно в эту пору на одной профсоюзной конференции в Тюсседале, губерния Хардангер, Авг. Хеллот и познакомился впервые с Марвелем Оссом, а также с различными историями, которыми тот оброс. Марвель успел официально развестись, а Глория Осс с дочуркой отбыла вместе с Вилли в Польшу, чтобы там участвовать в социалистическом строительстве. Со временем оба они вступили в Польскую объединенную рабочую партию и не раз приезжали погостить в Норвегию с растущим выводком ребятишек. В устах Марвеля Осса повесть обо всех этих событиях звучала как один длинный анекдот, и немало анекдотического было в его рассказах о том, как производство алюминия повлияло на животноводство и растительность в зажатой меж голыми горными склонами долине Ордал. Взять, к примеру, тот случай, когда генеральный директор «Ордал ог Сунндал Верк» Жан Мишлет покинул кабинет в Осло, чтобы своими глазами убедиться в благотворном, что ни говори, воздействии алюминиевого производства на условия жизни в тесной изолированной долине. И вот офицер запаса, генеральный директор (и пр.) Мишлет плюс правление в полном составе (все, как один, члены парламента) лихо катят мимо расцвеченных флагами селений, кроша и разметывая гравий колесами местного лимузина, который не ведал столь знатного содержимого с тех самых пор, как долину удостоил своим посещением король.
На первых километрах дороги по обе стороны стояли духовые оркестры, дальше — школьники всех возрастов, еще дальше — случайные зеваки. Под конец остались только дорожные тумбы и деревья. Зато березы, мимо которых мчался кортеж, так и сверкали трепещущими на ветру листьями с металлическим отливом. А коровы и телята на зеленых флюоризованных лугах даже ухитрились подняться на ноги. Они печально вращали глазами, непомерно большими для черепов, в которые были вправлены и которые в свою очередь были велики для вот-вот готового лопнуть покрова, будь то даже самая что ни на есть дубленая бычья кожа. Из оголенных челюстей торчали метровые ряды белых как мел и острых как шило зубов, а все суставы, кости и копыта достигали таких размеров, что высокие гости быстро пришли к согласию: такой породы крупного рогатого скота земля не видела со времен динозавров.
Но чего не видело правление компании, так это того, что за сим внушительным зрелищем, за каждой буренкой и быком стояло по местному жителю, за каждым теленочком или телушкой — по мальчугану или девчонке. Все, как один, они подпирали спиной травоядных калек, помогая тем держаться на ногах; сверх того одной рукой дергали ремешок с колокольчиком, другой без устали махали коровьим хвостом да еще истово мычали, нажимая на все свои дифтонги.
Не могло также видеть правление, что выше по долине впереди лимузина, по маршруту Мишлета со свитой, во главе самых шустрых парней из спортклуба «Ютюн» бежал Марвель Осс. Они бегали вдоль обочин вверх-вниз, вверх-вниз от дерева к дереву, трясли, что было мочи, стволы и сучья и белками взлетали к кронам, чтоб оборвать все до единого желтые листья, какие еще оставались висеть.
Таково было первое важное задание Марвеля Осса на посту профсоюзного деятеля в алюминиевой промышленности. «Как и в любом нешуточном деле, — говаривал он, — все началось с анекдота». То-то был удар по нытикам, которые только и знали, что скулить и жаловаться на вред от загрязнения среды фтором и прочей пакостью. Пусть поглядят! И глазам инспекторов предстала картина сплошной радости и благоденствия. Марвель Осс и его апостолы потрудились на славу. Далеко позади они видели клубы пыли от делегации, которую посвященный в заговор водитель королевского автомобиля держал от них на почтительном расстоянии. А Мишлет с компанией созерцали через открытые окна мирный пейзаж цветущей долины, где листва резала глаз яркой зеленью, где булькали веселые ручьи и вся восхитительная природа вторила их веселью, а мычащие коровы и блеющие барашки улыбались высоким гостям ослепительно белыми зубами.
Что, кроме удовлетворения, могло вызвать такое зрелище? Гости видели своими глазами. Видели, что все хорошо. Клубы дыма над их заводами, стелясь по склонам, несли сплошную благодать отсталым горным теснинам.
А где-то впереди неутомимый Марвель Осс перебегал от дерева к дереву, тряс ветки, пинал стволы, влезал на качающиеся кроны, поторапливал помощников, нервно озирался, проверяя, не догоняют ли пыльные облака, и снова пускался бежать — потный, тяжелый, язык на плече. Казалось, для него нет разницы, чем за сучья хвататься — руками или ногами! Не иначе этот Марвель Осс — первая обезьяна, произошедшая прямо от человека, годами говорили местные жители после начальственного визита.
Он спал. Похоже, что уснул и видел сон. Но церковные колокола упорно пробивались в сновидение.
