напутствия дочке у вагона, а не за час до отъезда, но я ничего с собой поделать не могла.

Родители нам доверяли, не вмешивались в наши дела. Лишь однажды, когда я поняла, что из спорта надо уходить, и решила пойти по стопам своей подруги Иры

Даниловой, которая из фигурного катания ушла в Государственный ансамбль народного танца СССР, отец круто поломал все мои радужные планы (в них, кстати, входила и мечта поступить в ГИТИС, на балетмейстерское отделение).

Он сказал, что актрис в семье не было и никогда не будет.

Я поступила по его настоянию в институт физкультуры, где училась долго и довольно безобразно. Впрочем, в фигурное катание ведь тоже определил меня отец: «Уж если родилась девочкой, то хоть на коньках стоять будет».

И мою дальнейшую судьбу после вынужденного прекращения занятий спортом определил отец. Тренером я не думала становиться, но он посоветовал заняться именно этим делом, сказав, что в профессии тренера я найду себя, найду счастье, найду все, о чем могу мечтать в жизни. Я плохо себе представляла свое будущее. Что такое быть сильным спортсменом, я уже испытала, а вот тренером?..

Я росла двигательно способной девочкой. Я лучше всех прыгала, бегала, имела почти по всем видам легкой атлетики третий-второй разряд, прилично прыгала с вышки в воду. Летом для фигуристов проводился чемпионат по легкоатлетическим видам, и мы с Милой Пахомовой обычно шли в лидерах. Проигрывать я страшно не любила — важнейшее для спортсмена качество. Не знаю, как сложилась бы моя спортивная карьера, если бы не травма. Морально она меня надломила. До травмы я страха не знала. Тренироваться любила самозабвенно, но эта любовь пришла не сразу.

Как сейчас, я помню тот день на стадионе Юных пионеров. Мы уже перешли на двухразовые тренировки. Мне четырнадцать лет. Весь вечер идет крупный снег. Я катаюсь, катаюсь, получаю от занятий невероятное наслаждение. Уходить со льда не хочется. Утомленная до предела, я впервые поняла, что счастье наступает тогда, когда ты уже на границе собственных сил, а у тебя все получается.

В свое время отец не хотел, чтобы я занималась в ЦСКА, то есть там, где он работает. Не хотел лишних разговоров. Мне, маленькой, из всех московских катков проще всего было доезжать до СЮПа, он меня и устроил туда. Второй раз пришел на каток через много лет,

Не надоедал моим тренерам советами, как надо работать, хотя уже тогда был популярнейшим в стране тренером. Конечно, отец целиком отдавался своему делу, но я видела, как он счастлив, что я увлечена спортом. Галю тоже определили в фигурное катание, но ходила она туда недолго. У нее болело в детстве сердце, к тому же ей куда больше нравилось читать, она любила поэзию. Она тоже шла к своей цели — мечтала и стала учительницей литературы.

Я у отца была вместо сына. Я и в футбол в детстве здорово играла, и воспитывалась, как мальчик. И так сейчас приятно, потому что я вижу: он гордится мною и очень хочет, чтобы мои ученики были всегда первыми.

Для него, кроме тренерского дела, ничего на свете не существовало. Он говорил: работа тренера сродни труду шахтера. Тренер, как и шахтер, все время пробивается вперед в абсолютной темноте. И отец работал действительно по-шахтерски. Он приходил домой с катка измочаленный до такой степени, будто вернулся после тяжелой физической работы. И все же труд отца я бы отнесла к умственным занятиям. Тренер обязан быть замечательным психологом. Отец обладал этим даром в полной мере. К тому же свои уроки он проводил очень эмоционально.

Суммируя все высказывания отца, можно сказать, что тренерская профессия — это творческая работа вместе с педагогической деятельностью. Но самое главное заключается в том, что эта работа — основной смысл всей отцовской жизни.

Теперь точно так же я могу сказать и о себе.

Отец знал досконально каждого своего хоккеиста. Каждого. Знал и чувствовал.

С тех пор как отец ушел на пенсию, он занялся выращиванием на даче цветов. Все, за что он берется, должно в итоге превратиться во что-то грандиозное. Я не знаю, сколько у нас цветет весной тюльпанов. По-моему, несколько тысяч. В сад залезают мальчишки и обрывают немалую их часть. Но даже оставшиеся цветы некуда ставить ни дома, ни на даче. Он развозит их нянечкам, врачам в ЦСКА, дарит всем тем, кто его любит и кого он любит. Мама сбивается с ног, разнося десятки его букетов. А он продолжает что-то еще сажать необычное, из другой климатической зоны или полушария. У него это «необычное» то растет, то не растет, но он, не унывая, носится по участку в наколенниках и в майке, на спине у него написано «тренер». Забор залатан старыми поломанными клюшками, и все кустики подвязаны к клюшкам, и калитка собрана из клюшек.

Как истинно талантливый человек, он все делает по-своему. Любой куст, любое дерево он будет сажать так, как никто не сажает. Пусть не растет, но воткнет в землю он все равно по-своему. Рад, когда мы приезжаем, безгранично. Топит баню. Рядом с баней стоит огромная бочка, сделанная по его заказу. И так смешно и трогательно видеть, когда он в ней купается, выпрыгнет из парной огромная туша и падает в эту бадью.

В Москве отец бывает два-три раза в неделю. Летом и зимой живет на даче. И друзья к нему туда приезжают. И пишет он там. Пишет постоянно и очень много. Все на даче сделано его руками — от вешалки до самого дома.

Он до всего доходил сам. Образования у него институтского не было. Отцу долго не разрешали защищать кандидатскую диссертацию из-за отсутствия диплома, он кончил лишь высшую школу тренеров. Там, кстати, он и познакомился с моей мамой, которая, правда, училась не в ВШТ, а в институте физкультуры, но занятия у них проходили в одном здании на улице Казакова.

Мама в институт приехала из Тульской области. Она выросла в спортивной семье — все увлекались лыжами. Мамина сестра Галя, которая тоже закончила институт физкультуры, тридцать лет проработала учительницей в одной и той же школе в Подлипках.

Познакомились родители перед войной, в 1984 году, первого августа, они отметили сорокапятилетие со дня свадьбы.

Отец никогда не говорил о себе как о человеке, стоявшем у истоков зарождения хоккея с шайбой в нашей стране. Тем более я никогда от него не слышала, что он у нас один из родоначальников этой игры и поднял ее до международного уровня, хотя так считают многие. У отца совсем другие измерения своего места в хоккее. И свою цену в нем он, безусловно, знает.

Он — патриот, и для него каждый международный матч превращается в ситуацию, похожую на военную. В бой! Не знаю, правильно это или нет, у меня несколько другие методы, но для него это органично. Он так убедителен во всем, что делает, что когда он с тобой разговаривает, понимаешь — по- другому нельзя. У отца огромная сила убеждения. И на собраниях, определяющих предъигровой настрой, спортсмены ему верили.

Когда отец оставил хоккей, то взялся тренировать футбольную команду ЦСКА. Дома он уверял, что ему это по силам. Но заниматься с футболистами он уже не мог. Отец не в состоянии был бегать, ноги не выдерживали его массы. Так успевать, как он успевал на коньках в коробке 30 на 60 метров (он всегда на тренировках стоял на коньках), на 110-метровом поле не получалось. А один из важнейших законов тренировки: не только идти вровень со спортсменами, но и быть чуть впереди них. «Впереди» у отца уже не получалось.

Что бы там ни было, но те недолгие тренировки, когда отец работал футбольным тренером, собирали уйму народа, даже хоккеисты на них прибегали, потому что уроки отца всегда необыкновенно интересны.

Свою хоккейную систему он оттачивал, доводил и шлифовал десятилетиями. Это глубоко продуманная и отработанная система. И, мне кажется, здесь правомочно сравнение: если театр живет системой Станиславского, то хоккей — системой Тарасова.

Он и в футболе мог бы многое сделать, впрочем, как и в любом деле, за которое брался, если бы не больная нога, если бы смог лет десять проработать тренером. Я уверена, что и в футболе, где есть свои законы, родилась бы система Тарасова.

Хотя отец в наши детские годы был одной из самых популярных фигур в стране, на нас с сестрой Галей это никак не отражалось. Мы занимались своими делами и помощи от него никакой не ожидали. Я стремилась достичь первых мест в спорте, но мне это не удалось. Правда, золото на Всемирной универсиаде