раз, когда предоставлялась возможность, избегая лишь тупиков, и отсутствие логики в ее маршруте сбило с толку преследователей. Дорога вывела ее на Парламент-стрит, и тут она прибавила скорость. Сирены за спиной затихли.

Но она знала, что это ненадолго. Петля снова затягивалась.

Когда Сюзанна выезжала из города, в дождевых тучах наметились просветы, и сквозь них пробились солнечные лучи, заливая золотым светом крыши и черное шоссе. Всего лишь на миг. Потом тучи снова сомкнулись, благословенное мгновение кончилось.

Сюзанна ехала по шоссе, день клонился к вечеру, а она снова была одна.

Кэл остановился в дверях кухни. Джеральдин чистила луковицу. Она подняла голову и спросила:

— Ты что, забыл зонтик?

И он подумал: она же понятия не имеет, кто он такой, что он такое, да и с чего бы?

«Ведь я и сам, как бог свят, не имею ни малейшего понятия. Я забыл себя. О господи, почему же я забыл себя?»

— Ты здоров? — спрашивала Джеральдин. Она отложила в сторону луковицу и нож и направилась к нему через кухню. — Только посмотри на себя. Ты промок до нитки.

— У меня неприятности, — произнес он без выражения.

Она замерла на полпути.

— Что случилось, Кэл?

— Не исключено, что сюда явится полиция.

— Но почему?

— Не спрашивай. Все это слишком сложно объяснить.

Ее лицо несколько омрачилось.

— Сегодня днем звонила какая-то женщина, — сказала она, — спрашивала твой рабочий телефон. Она до тебя дозвонилась?

— Да.

— И она как-то связана с твоими неприятностями?

— Да.

— Расскажи мне, Кэл.

— Я не знаю, с чего начать.

— У тебя с этой женщиной что-то было?

— Нет, — ответил он.

И подумал: «Во всяком случае, я не помню».

— Тогда расскажи мне.

— Позже. Не сейчас. Потом.

Он вышел из пропахшей луком кухни.

— Куда ты идешь? — окликнула его Джеральдин.

— Я же промок до нитки.

— Кэл!

— Мне нужно переодеться.

— Крупные неприятности?

Он остановился на середине лестницы, стягивая с себя галстук.

— Не могу вспомнить, — ответил Кэл.

Но какой-то голос у него в голове — голос, которого он давно не слышал, — произнес: «Крупнее некуда, сынок, крупнее некуда». И он знал, что голос сказал горькую правду.

Джеральдин дошла до подножия лестницы. Он зашел в спальню и стащил с себя мокрую одежду, а она тем временем продолжала засыпать его вопросами, на которые он не знал ответов, и с каждым новым вопросом, оставшимся без ответа, в ее голосе все отчетливее звенели слезы. Он знал, что завтра назовет себя за это скотиной (что такое завтра — еще один сон?), но ему нужно было как можно скорее выбраться из дома на случай, если за ним вдруг явится полиция. Разумеется, ему не в чем перед ними оправдываться. По крайней мере, он ничего не помнит. Но они знают способы заставить человека заговорить.

Кэл порылся в гардеробе, достал рубашку, джинсы и пиджак, нисколько не задумываясь о своем выборе. Натягивая потертый пиджак, он выглянул в окно. Только что зажглись фонари, потоки дождя серебрились в их свете. Скверная ночь для увеселительных прогулок, но что делать. Он сунул руку в карман рабочего костюма, вынул бумажник, переложил его к себе в карман. Пожалуй, все.

Джеральдин так и стояла у подножия лестницы, глядя на него снизу вверх. Она справилась со слезами.

— И что же мне отвечать, — спросила она, — если они придут за тобой?

— Скажи, что я пришел и снова ушел. Скажи правду.

— А если меня не будет дома… — произнесла она. — Затем, воодушевившись идеей, добавила: — Ну да. Скорее всего, меня здесь не будет.

У него не было ни времени, ни подходящих слов, чтобы утешить ее.

— Пожалуйста, поверь мне. — Вот и все, что он сумел сказать. — Я знаю обо всем происходящем не больше тебя.

— Может быть, тебе стоит сходить к врачу, Кэл, — проговорила Джеральдин, пока он спускался. — Может быть, — голос ее смягчился, — ты болен.

Он замер посреди лестницы.

— Брендан кое-что рассказывал мне… — продолжала она.

— Не вмешивай сюда отца.

— Нет, ты послушай, — настаивала Джеральдин. — Он часто разговаривал со мной, Кэл. Сообщал мне кое-что по секрету. Что-то такое, что, как ему казалось, он видел.

— Не желаю слушать.

— Он утверждал, будто видел, как у вас в саду убили женщину. Видел какое-то чудовище на железнодорожных путях. — Она слегка улыбнулась подобной глупости.

Кэл уставился на нее, внезапно ослабев. И снова подумал: «Я знаю».

— Может быть, у тебя тоже галлюцинации.

— Он рассказывал байки, чтобы тебя позабавить, — ответил ей Кэл. — Он любил выдумывать истории. Это говорила его ирландская кровь.

— И ты тоже выдумываешь, Кэл? — спросила она, мечтая услышать подтверждение. — Скажи мне, что это розыгрыш.

— Видит бог, я хотел бы так сказать.

— О Кэл…

Он спустился с лестницы и нежно погладил ее по голове.

— Если кто-нибудь придет и станет задавать вопросы…

— Я скажу правду, — ответила она. — Я ничего не знаю.

— Спасибо.

Когда он шел к двери, Джеральдин его окликнула:

— Кэл?

— Да?

— А ты, случайно, не влюблен в эту женщину? Если так, я бы предпочла знать правду.

Он открыл дверь. Дождь лупил по крыльцу.

— Не могу вспомнить, — сказал он и побежал к машине.

После получаса езды по шоссе на Сюзанне начали сказываться последствия ночи без сна и всех переживаний прошедшего дня. Дорога перед глазами расплывалась. Сюзанна поняла еще немного, и она уснет за рулем. Тогда она свернула с шоссе на первую же стоянку, остановила машину и отправилась на поиски кофе.

В кафетерии и вокруг него было полно народу, за что она поблагодарила судьбу. Среди такого