было бы версию Сомова закрывать сразу. Знай он, что Ветлугина будет убита, он ни за что не остался бы у нее в квартире. Помните, как трясся, когда его допрашивали.

   — В штаны наложил, это точно, — сказала Романова. — Не того допрашивать надо было. Я-то, старая дура, когда примчалась к Алениному дому, еще порадовалась, хорошо ОМОН работает — Карелин уже на месте. Быстрее меня прибыл. А ему просто идти было недалеко. Собака!

   — Карелина Сомов, конечно, не знал, — продолжал Меркулов. — И к убийству Алены не имел никакого отношения. Просто со страху ткнул пальцем в первого, кто пришел ему в голову. Лишь бы его самого не заподозрили. Так и возникла эта версия со Скунсом.

   — Теперь, слава Богу, на ней точка, — заметил Турецкий. — Я сегодня утром разговаривал с Аристовым. Кажется, даже до него дошло, что ловили не того. Но он, как мне показалось, остался недоволен.

   — Да хрен с ним, с Аристовым! — оборвала его Шура. — Можно подумать, что он над нами главный начальник. Ходит тут, проверяет, указывает. Посидел бы в милицейской шкуре с недельку, не так бы запел.

   — А пропажа кассет? — напомнил Моисеев. — Тут уже не Сомов?

   — Тут не Сомов, — кивнул Меркулов. — Такая вот была расстановка сил, когда на канале «3x3» появилась еще одна фигура— Аркадий Петрович Придорога, сотрудник Госкомимущества. С виду неприметный, безобидный, как говорили на телевидении, приставленный «для мебели».

   —А между тем это зловещая фигура! — заметил Моисеев.

   — Пидарас обычный, — презрительно сказал Грязнов. — Вы бы послушали, что рассказывает мой сотрудник, который за ним наблюдение вел.

   — Одно другому не мешает, — сказал Меркулов. — Аркадий Придорога действительно зловещая фигура. Еще один оборотень, только уже не из нашего ведомства. Он должен был наблюдать за тем, правильно ли проводится приватизация, не имея права участвовать в этой приватизации. Это разумно. Но соблазн-то какой! Ведь никто лучше него и таких, как он, не знает этих новых для нас процессов. Нам бы в голову не пришло организовать ЧИФ, собрать с населения ваучеры, на них купить акции, при этом устроить так, чтобы люди не узнали про аукцион, скажем, задержать выход объявления в газете и перевести акции на разные подставные имена. А ЧИФ закрыть. Обанкротился — и точка. Я специально наводил справки — мать Придороги, живущая в Австрии, но прописанная в Зарайске, имеет акции шести разных предприятий, разбросанных по стране. На мать переводить удобно — Аркадий ее законный наследник, так что никаких случайностей.

   Разумеется, все это Придорога проделывал чужими руками. Одним из его самых лучших агентов был Кошелев, он же Голуб, он же Бодю и так далее. Бывший уголовник, дважды судимый, и в то же время человек с высшим образованием, он мог и заседать в ЧИФе, и пойти на мокрое дело, если надо. Как в случае со Степаном Прокофьевым. Мы собрали факты и установили, что убийцей Прокофьева был Кошелев.

   Придороге все это было удобно — пока Кошелев где-то за Полярным кругом стреляет в Прокофьева, Придорога обсуждает с американскими фирмами возможности плодотворного взаимодействия. Собирался ехать повышать квалификацию в Гарвардский университет — со стипендией в три тысячи долларов в месяц. Все у Придороги шло хорошо. А вы подумайте, мальчик из Зарайска Московской области, рос без отца, в бедности. И куда выбился.

   — Ветлугина тоже выбилась из низов, — запротестовал Турецкий. — Ты, Константин Дмитриевич, всех одной краской не мажь.

   — Я не мажу, — покорно согласился Меркулов, — но в данном случае это так Придорога всегда тянулся к «красивой» жизни. Хотел попасть в МГУ, не получилось, решил поехать в культурную, почти западную Ригу. Поступил в университет там. И тут случилась одна неприятность — его поймали на гомосексуальном контакте. Вызвали в КГБ, пригрозили сроком по 121-й статье. Он и испугался. И тогда предложили простой выход— поработать на них. Стать осведомителем. Придорога согласился. Видимо, какой-то остряк придумал ему забавную кличку «Козочка».

   — Откуда вы это узнали, Константин Дмитриевич? — удивился Турецкий.

   — Я этого не узнавал. Просто я думаю, что было так. Проверить этого мы все равно не можем, — ответил Меркулов и продолжал: — Одной из жертв Козочки—Придороги стал талантливый студент Юрий Петров. Причем его жизнь была испорчена основательно и бесповоротно. Каким-то образом Петрову удалось узнать кличку доносчика, но он, как и все мы, ошибочно считал, что Козочка — непременно женщина. С годами Петров озлобился, стал ненавидеть всех и вся, я тут поговорил с его отцом. Он, между прочим, живет в Москве, подполковник в отставке, с сыном не поддерживает никаких отношений. Он рассказал мне, как все было. Как Юрия не брали на работу никуда, и его с трудом удалось устроить в гараж. И вот Юрия, теперь Юриса, одного из лидеров партии Национальной гордости, приглашают в Москву. Он чувствует себя неуверенно, нервничает, ему в каждом вопросе мерещится подвох, а уж когда Ветлугина упоминает о его сокурснике Михаиле Гринберге, который теперь живет в Москве, у Юриса совсем сдают нервы. Алена, сама того не понимая, наступила ему на больную мозоль. Он требует прекратить запись, Алена повинуется, еще ничего не понимая. И тогда Юрис ставит перед ней задачу — найти ему Козочку или интервью на экранах не будет.

   — Вынь да положь! — кивнула Романова. — Он думал, раз журналистка, значит, все может.

   — Наверное, так, — согласился Меркулов. — Но во время записи происходит и еще одно происшествие. В студию заглядывает то один, то другой. Среди них Аркадий Придорога. Он входит как раз в тот самым момент, когда обсуждается тема Козочки. Помнишь, Саша, твой оператор рассказывал, что приватизатор вдруг развернулся и так припустил из студии, что чуть не свернул аппаратуру.

— Побоялся, что Юрис его узнает, — сказал Турецкий.

   — Именно. И задание, которое получила Ветлугина, ему очень не понравилось. Сейчас времена изменились, лучше оказаться трижды гомосексуалистом, чем агентом КГБ. Особенно тому, что собирается ехать в Гарвард и вплотную начать сотрудничать с американскими фирмами. Такое разоблачение Придороге очень не кстати. Тем более от Ветлугиной — кто знает, вдруг она начнет серию передач о бывших стукачах. От нее ведь всего можно ожидать. На всякий случай он устанавливает за Ветлугиной слежку.

   — Которую ведут мои люди,— со вздохом признался Грязнов. — Она ездила в Ульяновск, в архивы; туда ей не удалось пробраться, но в ресторане гостиницы разговаривала с начальником местного отделения ФСБ. Этот контакт был заснят.

   — Ветлугина ничего не выяснила, но Придорога этого не знал. Тем более контакт с ФСБ был запечатлен на пленке. Он начинает бить тревогу. Ветлугина определенно встает у него на пути. Мало того что она мешает ему прикарманить канал «3x3», он еще и смертельно боится, что она все про него узнает.

   — И узнала бы, я в нее верю, — заметил Моисеев. — Не так, так по-другому выяснила бы.

   — Ну вот и Придорога думал так же. И решил на всякий случай ее убрать. Он через Кошелева связался с нашим оборотнем Карелиным, и за определенную мзду...

   — Как он мог! До сих пор не могу понять, — процедила сквозь зубы Романова.

   — А мне Карелин всегда казался каким-то надменным, — сказал Моисеев. — Казалось, он всех нас считает букашками какими-то, слизняками.

— Ну, с его-то силой...

   — Так ведь он и все человечество, наверно, держал за скопище таких вот букашек. Подумашь, раздавил одну. А тут за это еще заплатят...

— Такой же слизняк? — спросила Романова.

   — Какая разница кто, — ответил Моисеев. — Заплатят за этого — он и его прихлопнет.

   — Миленький портрет получается, — усмехнулся Турецкий. — Вот тебе, Шура, и «наша гордость майор Карелин».

   — Значит, Максима Сомова тоже он? — спросил Грязнов.

   — Не думаю, — ответил Меркулов. — Тут справился и один Кошелев. Наш рекламный мальчик первым догадался о том, что из себя в действительности представляет Аркадий Придорога. У него на даче он обнаруживает пропавшую кассету и карточку-заказ из «Глории». О том, что кассета украдена, на телевидении знали все — там сплетни распространяются с головокружительной быстротой. А карточку-заказ он тоже видел — в руках Светланы Придороги, а потому догадался, что это такое. Максим, правда,