Он вернется. Он обещал…

Инна опасливо оглядела пустынную гулкую улицу, заметила приоткрытую дверь кондитерской, куда они с Сережей так и не дошли, и нырнула туда.

Наверное, яблочный пирог был прекрасен, но Инна сейчас не различала вкуса. Она рассеянно ковыряла ложечкой остывшие яблоки, щедро посыпанные корицей. Первый глоток кофе показался слишком горьким, второй – водянистым.

– Извините, мы закрываемся, – круглолицая официантка склонилась к Инне.

Между кружевных оборок чепчика нетерпеливо подергивались треугольные кошачьи ушки. Официантке хотелось на волю – рабочий день закончился, начиналось ее время.

– Конечно, простите, – смутилась Инна.

Стеклянная дверь со щелчком захлопнулась за Инной, быстрая серая лапка припечатала изнутри табличку «закрыто».

Улица по-прежнему была пуста, но тишина теперь наполнилась эхом шагов, невнятных голосов, похожих больше на рычание и тявканье…

Инна торопливо зашагала по направлению к дому. Пронзительная трель телефона заставила ее вздрогнуть, она даже не сразу поняла, что звенит в ее сумочке.

– Инна! – Мамин голос дрожал от волнения и гнева, то приближаясь, то удаляясь – в противофазе с уличными звериными голосами. – Где ты, Инна?

– Мам, привет, я…

– Ты на улице?

– Да, я…

– Ты с ума сошла?! Где, где – на какой улице?

– Сейчас, – Инна огляделась, щурясь в сумерках. – Вот, улица Красных гиен.

– Ты совсем с ума сошла! Инна, слушай меня – немедленно лови такси и домой! Поняла? Ты поняла?!

– Да, мам, сейчас.

Инна ускорила шаг. Ей передалась мамина тревога.

Она шла очень быстро, так быстро, как только могла, жадно глотая холодный вечерний воздух. Хотелось побежать, но Инна знала, что этого делать точно нельзя. И бояться – нельзя. Они чуют страх. Эхо гулко перекатывало звук шагов, было не разобрать – вплетаются ли в него другие звуки или нет… В подворотнях мелькали серые сгорбленные тени. Когда одна из них метнулась наперерез, Инна прянула в сторону – и тогда услышала мягкий топот шагов за своей спиной, цоканье когтей по асфальту и увидела, что позади крадется несколько таких же гибких и бесцветных теней.

Инна закричала и бросилась бежать, не разбирая дороги.

Она бежала, задыхаясь и не чувствуя ног – как будто кто-то другой быстро колотил ее подошвами об асфальт. В глазах метались алые пятна.

Позади раздался низкий вибрирующий вой. Захотелось упасть лицом вниз, зажать ладонями уши – всё равно, что будет дальше, только бы не слышать этого жуткого воя…

А потом когтистая лапа сгребла Инну за шиворот, как беспомощного котенка и поволокла в черный зев подворотни. Инна отчаянно забилась и заорала из последних сил. Если чудовище сможет затащить ее вовнутрь – шансов нет.

– Тише, дура! – рявкнули ей в ухо.

Она уже собиралась вцепиться зубами во вторую лапу, зажавшую рот, но вдруг поняла, что это не лапы, а руки. Инна всхлипнула и обмякла, повиснув в этих чудесных, сильных, человеческих руках.

– Еще чего, – неприветливо буркнул спаситель. – Сама давай иди.

Поставил ее на ноги, поддержал, потом потянул за собой.

– Давай, давай, быстрее. Они твой след уже взяли, поняла? Шевелись!

Хлопнула дверь парадной, метнулась под ноги черная лестница с невидимыми ступенями.

– Ой, дура, – охнул спаситель, ловко подхватывая Инну, когда та споткнулась и чуть не упала.

На последнем этаже он толкнул девушку на пол, в угол под железной чердачной лестницей. Тяжело дыша, уселся рядом. Прошипел зло:

– Что тебя сюда понесло ночью?

– Я ждала… Сначала в кафе, потом… Он сказал, что вернется.

– Кто – он? Оборотень? – насмешливо фыркнул спаситель. – Завел и бросил?

– Нет! – возмутилась Инна. – Мой парень. Он никогда раньше…

– Цыть. Не ори. Всё как всегда, – вздохнул собеседник. – Ты откуда, с луны?

– Я никогда раньше не оставалась на улице поздно. Моя мама… Я не знала, что здесь – так…

– Самый ихний квартал. Ловят дурачков и дур, заводят сюда вечерком погулять, а потом…

– Он бы никогда…

– Цыть! Еще раз заорешь – уйду и дожидайся их тут сама.

– А они придут? – испуганно прошептала Инна.

– А то. Подъезд-то не закрывается. Сейчас всё разнюхают и придут. У них самое то развлечение – охота стаей.

– А мы?

– Попробуем уйти через крыши. Если кошек не будет.

– А если попробовать… Ну, позвонить в двери… в квартиры… Если тут есть люди, то…

– То что? Я говорю – самый ихний квартал. А кто есть из людей – не откроют. Ты бы открыла, если бы тебе оборотни по ночам в дверь трезвонили?

– Я…

– Цыть.

Внизу гулко хлопнула дверь.

Они спустились в переулок по шаткой пожарной лестнице. В свете луны, высунувшейся на секунду из-за туч, Инна наконец увидела своего спасителя. Щуплый и маленький, смешные встрепанные волосы. Как он смог меня тащить, удивилась она. Лица Инна разглядеть не успела.

– Слушай меня, – быстро зашептал он, щекоча дыханием ухо. – Ты пройдешь здесь, а я их отвлеку.

– Ты говорил – уйдем по крышам.

– Я говорил – если не будет кошек. А вон они, слышишь? Ну, времени мало. Считай до сорока, потом иди по этой улице. Поняла?

– Я не пойду без тебя.

– Дура. Ты мне как гиря на шее, поняла? Без тебя я от них убегу.

Инна подумала, что он, наверное, врет, но сил сопротивляться и возражать у нее не было.

– Зачем…

– Что?

– Зачем ты меня спас?

– Ну, знаешь, – по голосу Инна услышала, что он улыбается. – Если уж мы не будем друг другу помогать, чем мы лучше них…

Они все-таки догнали Инну – почти возле самого дома. Сил бежать больше не было. Возможно, это ее и спасло. Она просто шла, сосредоточившись на том, чтобы не упасть, и слушала шелестящие шаги за своей спиной. Шаги то приближались, то удалялись – кто-то играл с ней, и, наверное, ему было скучно, что жертва никак не реагирует…

Всё зря, подумала Инна. Вспомнила, как выли и кричали на соседней улице, куда ушел ее безымянный спаситель. И как она сидела, вцепившись в ржавую перекладину лестницы, и считала до сорока, как он велел. И заставляла себя не думать о том, что происходит на улице за этими домами. О том, что это всё из-за нее. И что это она сейчас должна быть там…

А потом Инна споткнулась и, падая, поняла, что теперь они точно кинутся на нее…

– Вставай, – сказал Генрих, протягивая Инне крепкую длиннопалую ладонь.

Его пальцы были прохладными и сухими. Как змеиная кожа. Глаза смотрели насмешливо.

«Он это специально, – поняла Инна. – Мог ведь и не дожидаться, пока я упаду. С его-то реакцией».

Она вспомнила, как заботливо подхватил ее на лестнице маленький безымянный спаситель…

Инна поднялась, высвободила ладонь из руки Генриха, машинально вытерла ее о платье. Отчим усмехнулся.

Обернулся к оборотням, которые неуверенно топтались в нескольких шагах. Бросил коротко и презрительно:

– Кыш.

Оборотни попятились. Один заворчал было, но потом замолк, и они ушли в темноту, один за другим, горбясь и прихрамывая. Похожие больше не на зверей, а увечных, искалеченных людей…

– Они могли меня убить?

– Глупости, – презрительно