– Не веришь? Тогда слушай.

Комендант вздохнул, потянулся, хрустнув суставами, и уронил руки на колени, ссутулившись, словно старик.

Из его рассказа выходило следующее. Уже некоторое время Богоробов положил глаз на тощую и бледную машбарышню. Поднадоели ему пышные и жаркие формы булочницы, вот и потянуло на худобу, разнообразия захотелось. Но Зина оказалась твердым орешком – как ни обхаживал ее комендант, машбарышня избегала его с буржуйской увертливостью. Особо распускать руки и действовать напролом днем мешало присутствие Игната, частые приезды Кривцова и хождение туда-сюда красноармейцев из охраны – Богоробову не хотелось, чтобы слухи о его намерениях дошли до ревнивой Натальи. Вот он и сообразил, что самое удобное для соблазнения машбарышни время – раннее утро. Как ни странно, Зина особо не удивилась и не возражала, когда накануне начальник велел ей прийти на службу пораньше якобы для печатания каких-то важных бумаг.

Когда Богоробов пришел, она уже сидела за своим «Ундервудом» и проверяла на свет копировальную бумагу. Потоптавшись за ее спиной, комендант сбегал в кабинет, где в укромном уголке шкафа лежали припасенный для таких целей шелковый платочек и флакон духов. Увидев презенты и поняв намерения коменданта, Зина очень правдоподобно застеснялась и сама предложила ему получше укрыться от чужих глаз. А единственным местом для этого мог служить подвал, а в подвале – помещение, где стоял распылитель, остальные два занимали арестованный контрреволюционный элемент и воняющая мазутом «динама». Утративший от радости бдительность, начальник немедленно согласился.

– А как же вы смогли мимо Харитоненко пройти? – удивился Игнат.

– Так со двора в подвал еще один вход есть, – пояснил Богоробов. – Который всегда заперт. Но ключ-то у меня имелся. Так что никто нас не видел.

Точно, были со двора ступени к подвальной двери, Игнат и забыл о ней. Когда распылитель привезли, втаскивали через нее. К чему-то этот вход был нужен прежним хозяевам барака, видимо, дрова и уголь через него носили.

Спустившись вниз и увидев распылитель, Зина принялась расспрашивать Богоробова о его назначении. Жаждущий любовных утех, тот отвечал скороговоркой, одной рукой уже обнимая девушку за талию. Зиночка же пожимала плечиками и изображала полное непонимание. И тогда для наглядности комендант решил показать, как именно глупые буржуи встают на черный кружок. И показал!

Только когда комендант обернулся и увидел, как тоненький пальчик с быстротой молнии лег на красную пипочку, только тут Богоробов спохватился, перед кем перья распускал. Зина ведь была одной из них, тех, кого тоже надо было! И кого-то там у нее совсем недавно в расход пустили! Кого и где, комендант вспомнить уже не успел, дернулся было, но тут потемнело, зашуршало, и разом исчезли и Зина, и подвал. На мгновение мелькнули серебряные искры и сменились теплым солнечным светом.

Игнат слушал озадаченно. Подобного легкомыслия от Богоробова он никак не ожидал. Чтобы из-за какой-то тощей поганки… И почему-то он уже не сомневался что Зина не просто так уговорила Богоробова спуститься в подвал, и прикинулась непонимающей тоже не просто так. Всё ради того, чтобы заставить коменданта встать в распылитель. Вот она, буржуйская сущность. Подлая коварная тварь!

– В общем, подвал исчез. И Зинка исчезла. И знаешь, кого я увидел вместо нее? – после паузы медленно произнес Богоробов.

– Кого? – рассеянно переспросил Игнат, отвлекшийся на размышления о гнусной ловушке, организованной товарищу Богоробову контрреволюционной машбарышней.

– Да Пухольского же! Того самого, черт его раздери! Я вдруг вместо подвала оказался на какой-то поляне с цветочками. Вроде парка, между деревьев люди гуляют, ребятишки бегают.

Но людей Богоробов разглядел позже, потому что прямо перед собой увидел сидящего на травке бывшего студента Сигизмунда Яновича Пухольского. Одет тот был странно – в перламутрово-серый костюм с круглой синей картинкой на груди. Увидев Богоробова, появившегося прямо перед ним, Пухольский переменился в лице и вроде даже чем-то подавился. Комендант тоже растерялся, но скорее оттого, что не мог понять, где это он оказался, вместо того, чтобы разлететься на мелкие частицы и стать пустым местом. Потом в голову ему пришла самая подходящая мысль, и он тихо, почти шепотом спросил Пухольского:

– Слышь, товарищ, это ад или рай?

Бывший студент прокашлялся и неопределенно пожал плечами.

– Тут чистилище?! – дошло до коменданта.

– Можно сказать и так, – вздохнул Пухольский и помахал кому-то.

Двое спешивших к нему парней в таких же серых, как у него, одеждах остановились и принялись наблюдать.

– Срочно переключите принимающую станцию на десятку! – подумав, крикнул им Пухольский, и те исчезли за деревьями.

– Так. А ты, стало быть, святой Петр? – Богоробов сообразил, что терять ему уже абсолютно нечего, и осмелел.

– Что-то вроде, – ничуть не смутился Пухольский. – Но вообще-то, я не понимаю, как ты тут оказался. По нашим данным ты должен дожить до семидесяти четырех лет и скончаться в собственной постели от пневмонии в одна тысяча девятьсот пятидесятом году. Так что произошло?

Пухольский озадаченно почесал в затылке и встал. Богоробов молчал, разинув рот.

– В каком… году?! – наконец выдавил он, с усилием сводя челюсти.

– В одна тысяча девятьсот пятидесятом, – повторил Пухольский и снова спросил: – Ну, так что произошло там у вас, что тебя в распыл отправили?

И Богоробову пришлось рассказать всё: и про свои поползновения в отношении машбарышни, и про Зинину коварную подлость. Пухольский слушал, не перебивая, а когда тот замолчал, достал из кармана синюю коробочку, моментально развернувшуюся у него в руках в довольно большую планшетку, типа штабной. Что уж он делал с этой планшеткой, Богоробов не видел, да и не смотрел особо, потому что внимание его привлекла парочка, продефилировавшая неподалеку. Девушка была ему незнакома, а вот молодой статный брюнет…

В памяти всплыла ночь, когда они только наладили распылитель и отправляли в него привезенных, не дожидаясь утра. А фамилия брюнета была… нет, не вспомнить. Но левый эсер – точно!

А это могло означать… Что это могло означать, Богоробов сформулировать не мог. Вернее, мог, но уж больно страшно звучали слова «контрреволюционный заговор».

– Эй, студент! – негромко окликнул комендант Пухольского. Тот отмахнулся, продолжая тыкать пальцем в планшетку и что-то рассматривать на ней. – Раз уж я тебе всё, как на духу, то, может, и ты мне объяснишь, что происходит? Откуда ты знаешь, когда я должен помереть, зачем ты нам свою аппаратину вместо верных трехлинеек подсунул, зачем бывшим студентом прикидывался?

– Ну, вообще-то, я бы лучше молча тебя обратно отправил, – задумчиво пробормотал Пухольский и поморщился. – Только ведь ты сдуру обратно в распылитель полезешь. Или к начальству с докладом побежишь. Так ведь?

Богоробов подумал и кивнул.

– Вот видишь. А это значит, что сектор пять-восемнадцать прикрыть придется. И возиться потом с корректировкой, утечку информации ликвидировать.