по самую крышу. Когда Ллойд пробрался в салон, то смог лишь потрогать смерзшиеся ледяные глыбы – жену, тещу и сына… Осознав, наконец, свою потерю, Ллойд апатично сел на мраморные ноги Тины и погладил лицо Джимми, который в последний момент своей жизни почему-то улыбался.

Пока он вставал, прошло целых десять минут, каждая из которых показалась ему вечностью. С трудом доковыляв до грейдера, Маккалкин увидел, что глаза Лузи превратились в два жемчужных кристаллика, которые обязательно бы смогли сверкать в солнечном свете.

Но солнца не было. Ведь оно тоже замерзло и исчезло. Свод неба продолжал крошиться темными кусками льда, а за тысячи миль от этого места космическое дыхание навеки стирало город за городом – всю цивилизацию теплокровной планеты.

Язык Лузи, палкой торчащий из раскрытой пасти, был похож на кусок мороженой говядины в супермаркете. При любых других обстоятельствах Ллойда обязательно бы стошнило. Но не сейчас.

Сейчас у него имелись проблемы посерьезней…

16.10

Руки не повиновались, а ноги едва смогли затащить тело Ллойда в кабину. Но сил завести мотор уже не было…

16.10 (в другом месте)

Обещанная эвакуационная колонна так и не вышла подбирать людей, которые теперь быстро-быстро превращались в мертвецов на улицах Кинг-Сити под абсолютно черным уже сводом неба, погребающим тела разбитой на осколки атмосферой.

16.15

Уже засыпая, Ллойд почувствовал тепло.

Оно росло… Ширилось. Обжигало лицо и грудь. Неожиданно появившиеся мягкие речные волны качали и убаюкивали сознание.

Вот только меховую куртку почему-то было очень тяжело снять…

А река уносила его всё дальше и дальше, на ее берегах стояли миллионы людей, а среди них, конечно же, Тина, миссис Рэйчел и Джимми, который улыбался совсем как в том кошмарном сне, который когда-то снился Ллойду. Жуткий ужас про то, что все замерзли…

«Плыви, папа!» – услышал он голос сына. И все, стоящие на берегу реки, заулыбались, заметив Ллойда.

16.20

Всё дальше и дальше. От холода и непогоды. К покою и вечности…

В теплой бесцветной и невесомой воде отражалась луна, а контуры берегов были раскрашены игривыми радугами…

Сзади слышалось тихое повизгивание, – Лузи плыла, неуклюже перебирая лапами под прозрачными волнами. А догнав Ллойда, она стала облизывать его руки, отчего стало еще теплее…

«Плыви, папа!» – Взмах. Еще взмах. И еще… и еще… и еще…

Максим Дубровин

Смерть Птицы

Слово автора:

Больше десяти лет назад я впервые услышал свой рассказ. Это была запись «Модели для сборки» на радио «Энергия» – не «Смерть Птицы», но тоже хороший рассказ. Ощущения непередаваемые и волнующие для любого автора, но тогда я еще не понимал, как мне повезло. С тех пор я прослушал много аудиокниг, в том числе и своих, и давно убедился: единицы чтецов способны состязаться с Владом Коппом в артистизме и выразительности исполнения.

Дай бог здоровья проекту и его бессменному чтецу. Даешь еще больше Модели для Сборки!

Смерть Птицы(выложен 22.11.2010)

Под землей тихо и спокойно. Тепло, сыро и темно. Под землей черви, медведки, сороконожки, мокрицы, муравьиная королева, жабьи норы и кроты. Узловатые, как будто искрученные артритом корни с тонкими бледными кончиками, природные камни там и сям, человечьи скелеты в обнимку со смертельными тайнами и зарочными кладами. Ниже – черный горючий камень и бурая жирная нефть, почитаемая темными народами за кровь Земли; реки, текущие с ленивой медлительностью неизбежной смерти, – у них нет берегов, нет начала и конца, и они полны черного песка; подземные горы, растущие к поверхности, словно новые зубы на смену отжившим и стертым о тучи и небо. Под ними – могилы старых богов, имен которых не помнят даже они сами, и пространства, принадлежащие сущностям, вовсе не имеющим имен. Еще ниже беззвучно бурлит сферическое море жидкого огня. У этого моря нет дна, но есть центр. Там, в раскаленной пульпе планеты, неизменная миллиарды лет, безразличная к жизни, смерти и времени, пребывает, не ведая снов и не зная горя, крупица космической пыли. Соринка, вокруг которой выросла жемчужина Земли.

Так – под землей.

На земле убивали Птицу.

У красноармейца Алексея Птицы в деревне под Рязанью осталась мать. И вдовая сестра Мотря с малышом. И брат, и дядькина семья, и дед с бабкой. Лютая смерть попыталась обойти Птицу и прорваться к его родным, чтобы навсегда разлучить их. Но красноармеец не хотел разлуки. Поэтому Алексей Птица бросился к амбразуре дота и закрыл ее своим молодым телом. Немецкие пули с яростью били его в грудь, и ему казалось, что это не пули, а тяжкий железный молот вступил с ним в борьбу. Первым же ударом молота его едва не отбросило от амбразуры, и Птица схватился крепкими руками за случайные арматурины по бокам от дыры. Держась за них, он прижался еще крепче со всей отчаянной силой, проснувшейся сегодня в нем. Снова и снова крушил невидимый немецкий пулеметчик своим молотом тело Птицы, но уже не сдвинуть было солдата с его нового поста. Птица не боялся этих ударов, он улыбался серому шершавому бетону перед лицом, потому что чувствовал – удары становятся слабей, видно, выдохлась злая фашистская сила в войне с русским солдатом. Он не знал, что вражеский молот проделал в его крестьянском теле большую красную дыру, и оттого он не ощущает прежней силы ударов. Кровь текла по груди, по животу и по ногам, и лилась прямо на лицо вражескому молотобойцу, застя взор. Боли совсем не было, это чувство Птица потерял где-то в войне. Ум Птицы оставался сейчас живым, хотя крови в его голове было уже совсем мало, и Птица радовался, что может помочь товарищам своим ловким поступком. Он представлял молотобойца внизу, его жестокое лицо, исступленные глаза, ищущие наших солдатов и не могущие разглядеть их за телом находчивого красноармейца. От радости Птица заплакал, прижавшись щекой к бетону. Левым глазом он видел кусок бело-серого неба с маленькими черными облачками разрывов, а ниже – бегущих по полю бойцов из своего батальона. А правый глаз был так близко к бетону, что ничего не видел, кроме маленькой щербинки от неметкой русской пули. От слез Птица слабел, но слабел и молотобоец – удары его стали совсем легкими. Слабость Птицы была нежной и теплой, а слабость врага – испуганной и жалкой. Руки бойца всё еще держались за арматуру, но в этом уже не было нужды: пули пролетали сквозь него, не встречая препоны. Наконец тело Птицы разучилось жить, и он умер.

Страх смерти много сильнее самой смерти. Птица незаметно, в пылу войны, одолел страх, и теперь смерть ему была неопасна и безразлична.

Первым делом он проверил дот. Заглянул в отверстие, из которого торчал ствол пулеметной машины и увидел мертвого фашиста. Враг лежал на земляном полу,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату