— Нет ли здесь кого, кто скорбит? — спросил он.

— Нет, — отвечал больной, — о чем мне скорбеть? В руках божиих мое здоровье, и Он лучше нас знает, что нам нужно. Потому и самые страдания радуют меня. Я знаю, что ничего не случится со мной без Его святой воли, а воля Божия всегда благая!

Опять дальше понесся солнечный луч и остановился у церковной ограды, возле которой сидела мать и плакала о своем умершем ребенке.

— Нет-ли здесь кого, кто страдает?

— Нет, — отвечала плачущая мать, — о чем мне печалиться, когда я чувствую, что скоро увижусь на небесах с моим малюткой. А если я плачу, любезный луч, так это от умиления, что Бог так рано призвал мое любимое детище к своей вечной радости.

И солнечный луч удивился, что не нашел никакой печали на земле. Но еще не все видел добрый солнечный луч.

Несколько времени спустя он засветил в окно, у которого стояла маленькая девочка перед цветочным горшком.

— Нет ли здесь кого, кто грустит? — спросил он.

— Да, — сказала девочка, — здесь есть такая. Это я горюю о своем миртовом отводочке, который я посадила на свое счастие, а теперь он вянет в эту темную осень.

— Если только это, то я тебя сейчас утешу, — сказал солнечный луч.

И он засиял так приветливо и тепло на посаженную мирту, что она скоро оправилась и принялась. И сразу как не бывало печали у окна и в детском сердце.

Опять далее перенесся солнечный луч и осветил тюрьму.

— Нет ли здесь кого, кто отчаивается? — спросил он.

— Да, — отвечал заключенный преступник, который сидел в цепях в ожидании своего приговора, — не должен ли я отчаиваться, ведь я преступник, отвергнутый и Богом и людьми без надежды на помилование?

— Посмотри сюда, — сказал солнечный луч, скользнув на лежавшую на столе библию, раскрытую на том месте, где сказано, что Спаситель дарует прощение разбойнику на кресте.

И сразу исчезло отчаяние из тюрьмы и из измученного сердца преступника.

Еще дальше блеснул солнечный луч и добрался до старого Николы-Гуляки, который стоял на берегу и в отчаянии простирал руки к бушующей бездне.

— Нет ли здесь кого, кто убивается? — спросил солнечный луч.

— Да, — застонал Никола.

— Что же печалит тебя?

— Я сокрушаюсь теперь потому, что в детстве был так неблагодарен и непослушен моим покойным родителям. Теперь на старости лет я начинаю жалеть о моих юных годах, которые я провел в лености и забавах; я сокрушаюсь о том, что во всю мою жизнь не доставил никому удовольствия или пользы, а всегда думал только о своих забавах. Поэтому я и хочу теперь броситься в эту бушующую бездну.

— Подожди немного, — сказал солнечный луч. — Иди за мной, и я покажу тебе дорогу туда, где ты можешь еще сделать что-нибудь доброе на свете.

И луч замелькал по кочкам и по сухой траве, а Никола-Гуляка последовал за ним, пока наконец не пришел к пруду, куда украдкой в учебный день без позволения забралась школьная молодежь.

— Посмотри сюда, — сказал солнечный луч, — и сядь здесь, да расскажи детям, каково бывает тому, кто всю жизнь проводит только в удовольствиях и забавах.

Никола-Гуляка сел и стал рассказывать, а мальчики и девочки собрались слушать его; в это время солнечный луч начал светить им прямо в глаза, как луч вечного божественного света.

И вот старый Никола-Гуляка снова повеселел; он обрадовался, что сумел сделать хоть какое-нибудь доброе дело.

Теперь солнечный луч довольно пробежал для одного дня и в один миг он снова очутился опять за 14 мильонов миль у самого солнца.

Надвинулись осенние тучи и задернули небо своей завесой, между тем как солнечный луч сидя на краю солнца, выжидал только случая, чтобы опять пробраться через эту завесу и снова спуститься на землю.

Прошло много, много времени, пока ему наконец удалось опять выглянуть из-за туч на землю и заблестеть на ослепительной белизне снегов. Но при этом он все еще помнил свое веселое путешествие в Ноябре, когда ему удалось утешить столько сердец, — а подобное сознание оставляет по себе на долго приятное воспоминание.