Положив руки на его широкие мощные плечи, я застыла, задрожав, когда оказалась сидящей сверху на его бедрах, чувствуя, его могучее возбуждение, которые поднималось вдоль моего позвоночника.

— Сразу будет больно, но потом ты привыкнешь… — прошептал Лютый, подавшись вперед и заключая в свои жаркие объятья, накрывая мои губы жадным и немного жестоком поцелуе, не дав возможности испугаться и задать десяток вопросов, относительно того происходящего, когда мозг просто растворился в его обжигающе мятном вкусе и горячий язык скользнул в мой рот настойчиво и так по свойски, что голова пошла кругом.

Он терзал меня, не давая вдохнуть, не давая возможности подумать, лаская напористо, откровенно и жадно, словно боялся, что больше не будет возможности.

Словно хотел насытится на много дней вперёд.

— Где ты научился целоваться? — ошалело пробормотала я, облизывая свои влажные припухшие губы, хватаясь за его плечи и чувствуя, как холод кружит вокруг нас, не в силах прорваться сквозь пелену жара, исходящего от Лютого, видя, как он лукаво усмехнулся, выгибая свою бровь:

— А этому учатся?…Как учительница, преподашь мне пару уроков?

— Боюсь, в этот раз мне придется учиться у тебя, — чуть улыбнулась я, напряженно впиваясь в его плечи, потому что Лютый, приподнял мои бедра над собой, явно намереваясь войти, и, вспоминая его размеры…я испуганно сжалась, слыша, как рыкнул Бер.

— Ты не должна меня бояться, Золотинка….по крайней мере, не здесь и не сейчас…

Лютый плавно подался вперед, отчего я зажмурилась, не сразу поняв, что он снова изменил положение тела, поставив меня на колени и упираясь мощной рукой поверх моего плеча, встав в то же положение, отчего мои спина, бедра и ноги были полностью закрыты его большим мощным телом, пока вторая рука напористо скользнула по животу, раздвигая бедра и настойчиво опускаясь в самое лоно, принявшись поглаживать мягко и плавно, шевеля длинными пальцами, отчего я содрогнулась, пытаясь дернуться, но не смогла этого сделать, оказавшись под ним.

— …расслабься…я не сделаю тебе больно… — шептали его губы, скользя по моей шее и касаясь кончика уха, пока пальцы двигались размеренно во мне, заставляя жалобно постанывать и кусать губы, выгибаясь и упираясь затылком в его склоненную голову.

— Вот видишь, какой покладистой и хорошей девочкой ты можешь быть, — улыбались губы Лютого, скользя по моей коже, пока его пальцы проникали в меня все глубже, растягивая и поглаживая размеренно и неторопливо, словно играя со мной, когда я начинала двигать бедрами в такт его руке, слыша за собой хриплый, возбужденный и приглушенный смех.

Лютый не давал мне дойти до самой точки кипения, к которой я стремилась так горячо и отчаянно, начиная прогибаться под ним, толкаясь бедрами и кусая губы все сильнее и сильнее, покрываясь капельками пота, оттого что горела на этом острие, не в силах взорваться и выпустить на свободу этот огонь, который сжигал меня изнутри, превращая в безумицу, помешанную на его большом теле, этом аромате лютого мороза и чувственных губах, которые неспеша скользили по моей коже, дразня и не отпуская в мир чувственного наслаждения, где я хотела парить свободная и уставшая.

Я протяжно застонала, пытаясь сбросить его с себя, не в силах этого больше выносить, когда неожиданно задохнулась от чувства того, что теперь меня наполняли не его искусные пальцы, а нечто гораздо большее и горячее….намногоооо большее и горячее, отчего я скованно застыла, тяжело сглотнув и с щемящим восторгом понимания, что теперь я его.

Он был во мне! Огромный, горячий, вибрирующий, мощный. Заполняющий до боли.

До помутнения рассудка, но такой родной…такой. Мой.

Лютый застыл на секунду, напряженно прислушиваясь, и я чувствовала спиной, как колотиться в груди его сердце, когда мужчина напряженно выдохнул:

— Ты в порядке?…

Не в силах даже говорить от переполняющих эмоций, я лишь кивнула головой, ощущая с трепетом, как дрожат от напряжения его плечи и большие руки.

— Больно?…

Я снова кивнула, вдруг широко улыбнувшись.

Боже! Я чувствовала себя полной маньячкой, которая готова упиваться до умопомрачения даже этой болью, лишь бы только чувствовать его так близко, так правильно, так глубоко, словно он задевал внутри меня саму душу.

Первое движение было плавным и аккуратным.

Лютый осторожно вышел из меня, так же осторожно подавшись вперед, заполняя медленно и осторожно, давая почувствовать как тело раскрывается, принимая его мощь и силу все еще дрожа, но уже не боясь.

Постепенно ритм его движений стал нарастать, но даже когда он двигался во мне быстрее и напористее, я отчетливо чувствовала, что он сдерживает себя, останавливаясь всегда на одном уровне, давая мне возможность привыкнуть к нему и тому, что мое тело принимало его с трудом и болью, на которую я была осознанно согласна.

Я старалась двигаться в унисон с ним, поддаваясь его ритму и глубине, не боясь больше ничего, когда его рука снова скользнула между бедер, отыскав ту самую чувствительную и нежную вершинку, которая набухла и вибрировала, в ожидании развязки этой обжигающей истории, застонав, когда его палец настойчиво гладил ее, продолжая при этом двигаться во мне все быстрее и быстрее, пока я не вскрикнула, выгибаясь, оттого, как во мне словно что-то выстрелило, разрывая тот тянущий болью и пульсирующий чувствительностью комочек нервов, возбуждения и сладкой боли, которые держали на поверхности напряженных нервов, не давая взлететь в волшебный мир грез и полного, невообразимого восторга оттого, что это случилось с нами.

Я чувствовала, как губы Лютого улыбаются, прижимаясь к моей коже, когда он осторожно подался вперед, придавливая своими плечами и заставляя растянуться на мягких больших кусках меха, который щекотал обнаженное влажное тело, вытягиваясь рядом и обнимая меня свой рукой, с усмешкой проговорив:

— Не думай, что каждый раз будет так легко и быстро, Золотинка.

И даже если это звучало, как горячая угроза, я все-равно широко улыбалась, чувствуя себя так прекрасно, как еще никогда в своей жизни.