34

Мэг спела соло

Распугала зрителей

Супер, Маккаффри!

– Аполлон, пой! – закричала Мэг.

Это был самый быстрый способ привлечь мое внимание. Обожаю, когда меня просят спеть!

Я был уже на середине озера, по пояс в змеиной лапше, но я обернулся к девочке, оставшейся у входа в туннель. Видимо, пробираясь к острову, я растревожил змей. Они ползали туда-сюда, их маленькие головки скользили над самой поверхностью воды, белые пасти были раскрыты. (О, я понял! Поэтому иногда говорят, что у них рты будто выстланы белым хлопком!)

Множество змей устремилось к Мэг, они кишели у ее ног, словно прикидывая, стоит ли заползать к ней на выступ. Мэг, которая была явно не в восторге от этой идеи, вставала на цыпочки и переминалась с ноги на ногу.

– Ты сказала – петь? – переспросил я.

– Да! – взвизгнула она. – Зачаруй змей! Прогони их!

Просьба поставила меня в тупик. Когда я пою, зрители обычно подходят ближе. Кто же все-таки эта девчонка Мэг? По всей видимости, она перепутала меня со святым Патриком. (Он, кстати, отличный парень, но петь совсем не умеет. В легендах обычно умалчивается о том, что змеи сбежали из Ирландии, услышав, как ужасно он поет «Te Deum»[41].)

– Спой то, что ты пел тогда в муравейнике! – взмолилась она.

«Муравейник»? Я помню, как пел с «Крысиной стаей» и «Стаей чаек» – но чтобы с «Муравейником»?![42] Не помню, чтобы выступал с такой группой.

Однако я, кажется, понял, почему Меган/Пэг/Мэг так волнуется. Водяные щитомордники ядовиты. Так же как и йейлы, они могут напасть, если кто-то вторгается на их территорию. Но Мэг стояла в туннеле, она не заходила на территорию змей. И зачем тогда волноваться?

Я посмотрел вниз. Сотни змей обвивали меня, раскрывали симпатичные ротики и показывали маленькие острые клыки. В ледяной воде они двигались медленно, а может, просто были потрясены появлением веселого, харизматичного, очаровательного Как-там-меня-зовут, правда, шипели они громко.

– Ой! – рассмеялся я, догадавшись. – Ты переживаешь за меня! Мне грозит смерть!

У меня возникло смутное желание что-то предпринять. Убежать? Станцевать? Что там Мэг предлагала?

Но не успел я решить, как Мэг запела.

Голос у нее был слабый, и в ноты она не попадала, но мелодию я узнал. Я был уверен, что сам сочинил ее.

Когда кто-нибудь вдруг начинает петь на публике, возникает замешательство. Прохожие останавливаются, вслушиваются, пытаются понять, что это за песня и почему неизвестный человек внезапно решил им спеть. Когда неуверенный голос Мэг эхом отразился от стен пещеры, змеи почувствовали вибрацию. Из воды выглянуло еще больше змеиных головок, величиной с большой палец. Больше змей разинули пасти, словно хотели попробовать песню на вкус. Змеиный вихрь вокруг меня ослаб, потому что внимание змей было приковано к Мэг.

Она пела об утрате и сожалении. Да… я смутно припоминал, что пел эту песню. Я пробирался по туннелям в муравейнике мирмеков, изливая свою печаль, обнажая душу, и искал Мэг. Я пел о том, что виноват в смерти двух самых дорогих моему сердцу возлюбленных – Дафны и Гиацинта. Воспоминания о них пронзили меня болью, словно в душу врезались осколки стекла.

Мэг пела мою песню, но слова были другими. Она сочиняла свои стихи. И чем больше змей собиралось у ее ног, тем сильнее и увереннее становился ее голос. Она все еще фальшивила, но пела с такой душераздирающей искренностью, что ее песня была столь же печальной и личной, как и моя.

– Это я виновата, – звучал ее голос. – Твоя кровь на моих руках. Растоптанная роза, которую я не спасла.

Я был зачарован ее поэтичностью. Очевидно, зачарованы были и змеи. Они плотно окружили ее и качались в такт пению, как толпа в Венеции в 1989 году, когда «Пинк Флойд» выступали на плавучей сцене – я почему-то прекрасно помнил этот концерт.

Через какое-то время я осознал, какое это чудо, что щитомордники не закусали меня до смерти. Почему я стою посреди озера? И только Мэг не дает мне погибнуть – немелодичным, но по-своему красивым и чарующим голосом ей удавалось удерживать внимание тысяч восхищенных змей.

Как и им, мне хотелось оставаться на месте и слушать. Но внутри у меня росло беспокойство. Эта пещера… оракул Трофония. Что-то подсказывало мне, что в таком месте лучше не раскрывать душу.

– Мэг, – прошептал я. – Остановись.

Она, конечно, меня не услышала.

Сама пещера, казалось, слушала ее. Каменные стены засверкали. Тени задвигались будто в танце. Блестящие сталактиты тянулись к Мэг как стрелки компаса.

Она пела о том, как предала меня, как вернулась к Нерону, как поддалась страху перед Зверем…

– Нет, – сказал я чуть громче. – Нет, Мэг!

Слишком поздно. Магия пещеры, уловив ее песню, стократно усилила ее голос. Все пространство заполнили звуки, сочащиеся чистой болью. Озеро закипело, когда испуганные змеи нырнули в воду и помчались прочь, едва не сбив меня с ног как сильное течение.

Возможно, они скрылись в каком-то тайном подводном протоке. Возможно, просто исчезли. Я знал одно: островок посреди пещеры внезапно опустел, а я был единственным живым существом в озере.

А Мэг все пела. Теперь звук, казалось, исходил из нее против ее воли,