У нас были совсем разные представления о том, что значит путешествовать с шиком.

Мы с Лео сидели впереди и крутили педали. Нога, сдавленная браслетом, болела так, будто ее медленно пережевывал доберман-пинчер. Икры нещадно жгло. Я не мог взять в толк, почему смертные готовы платить за это деньги. Ладно бы еще лодку тащили гиппокампы – но физический труд? Брр.

Мэг, устроившись на заднем сиденье, смотрела назад. Она заявила, что будет «изучать тыл» и высматривать спрятанный вход в канализацию, но я сильно подозревал, что она просто отлынивала от работы.

– Так что за дела у тебя с этим императором? – спросил Лео, весело крутя педали, словно ему это не стоило никакого труда.

Я вытер пот со лба:

– Не понимаю, о чем ты.

– Да брось, чувак. Помнишь, когда за обедом Мэг стала кричать про комоды? Тебя же полоскало в туалете!

– Ничего не полоскало. Просто немного тошнило.

– А после этого ты был тише воды ниже травы.

Он был прав. Быть тихим тоже не в обычаях Аполлона. Обычно я рассказываю массу интересного и могу не переставая петь чудесные песни. Я понял, что должен рассказать своим спутникам об императоре. Они заслуживали знать, в какую сторону мы крутим педали. Но подобрать слова было трудно.

– Коммод винит меня в своей смерти, – сказал я.

– Почему? – спросила Мэг.

– Наверно, потому что я убил его.

– А, – понимающе кивнул Лео. – Теперь понятно.

Я рассказал им свою историю. Это было непросто. Глядя вперед, я видел под водой мертвого Коммода, готового подняться из ледяной зеленой глубины канала и обвинить меня в измене. «Ты. Благословил. Меня».

Когда я закончил, Лео и Мэг молчали. Ни один из них не закричал: «Убийца!» Но ни один из них и не посмотрел мне в глаза.

– Просто жесть, чувак, – наконец проговорил Лео. – Но судя по всему, Императора Унитаза пора было подвинуть.

Мэг издала звук, похожий на чихание кошки:

– Он Коммод. И между прочим, он красавчик.

Я оглянулся:

– Ты его видела?

Мэг пожала плечами. Вчера из оправы ее очков выпал камешек, словно звездочка погасла. Меня тревожило, что я обратил внимание на такую незначительную деталь.

– Один раз, – ответила она. – В Нью-Йорке. Он приезжал к отчиму.

– К Нерону, – в очередной раз поправил я. – Называй его Нероном.

– Ага. – На щеках у нее выступили красные пятна. – Коммод был красивый.

Я закатил глаза:

– А еще самовлюбленный, напыщенный, эгоистичный…

– То есть он и тебе фору даст? – спросил Лео.

– Ой, помолчи.

Некоторое время единственным звуком вокруг было тарахтение нашего катамарана. Оно эхом отдавалось от уходящей на десять метров вверх набережной и кирпичных складов, которые как раз переделывали в жилые дома и рестораны. Темные окна зданий смотрели на нас, отчего создавалось впечатление, что ты оказался в замкнутом пространстве и в то же самое время был у всех на виду.

– Я одного не понимаю, – сказал Лео. – Почему именно Коммод? В смысле если Триумвират – это три самых крутых, самых злющих императора, римская злодейская лига… Нерон тут к месту. Но Человек-Комод? Почему не выбрать кого-то более злобного, более знаменитого, вроде Душегуба Великого или Аттилы?

– Аттила не был римским императором, – объяснил я. – Что касается Душегуба Великого… вообще имя неплохое, но такого императора не существовало. А Коммод стал членом Триумвирата, потому что…

– Они думают, что он слабый, – сказала Мэг.

Она смотрела на волны за катамараном, словно и сама видела под водой чьи-то лица.

– И откуда ты это знаешь? – поинтересовался я.

– Мой от… Нерон рассказал. Вместе с третьим, императором с запада, они решили, что Коммод им нужен.

– Третий император, – сказал я. – Ты знаешь, кто он?

– Я его видела только один раз, – нахмурилась Мэг. – Нерон никогда не произносил его имени. Называл его «мой родственник». Кажется, даже Нерон его боится.

– Потрясающе, – проворчал я.

Я бы не хотел встретиться с императором, нагнавшим страху на Нерона.

– Значит, Нерон и этот мужик с запада, – проговорил Лео, – держат Коммода за дурачка-посредника. Вроде «собачки» из игры.

Мэг потерла нос:

– Ага. Нерон говорил… Он сказал, что Коммод как Персик. Злобное домашнее животное. Но его можно держать в узде.

На имени карпоса ее голос дрогнул.

Я боялся, что Мэг прикажет мне дать себе оплеуху или прыгнуть в канал, но все же спросил:

– А где сейчас Персик?

Она выпятила нижнюю губу:

– Зверь…

– Нерон, – осторожно поправил я.

– Нерон его забрал. Он сказал… сказал, что я не заслужила домашнего питомца, потому что не слушалась.

От злости я закрутил педали быстрее и был почти рад боли, терзающей мою ногу. Я не знал, как Нерону удалось поймать зернового духа, но понимал, зачем он это сделал. Нерон хотел, чтобы Мэг целиком и полностью зависела от него. Ей нельзя было иметь личные вещи, заводить друзей. Все в ее жизни должно было быть заражено ядом Нерона.

Если он доберется до меня, то, естественно, будет использовать меня точно так же. Но какие бы ужасные пытки он ни готовил Лестеру Пападопулосу, они не сравнятся с мучениями, которым он подвергает Мэг. Он скажет ей, что мои муки и смерть – ее вина.

– Мы вернем Персика, – пообещал я.

– Да, chica, – согласился Лео. – Грозный пират Вальдес никогда не бросит члена команды. Не волнуйся о…

– Ребята! – в голосе Мэг прозвучала тревога. – Что это?

Она указала за правый борт. По зеленой воде прошла рябь, словно по каналу пустили стрелу.

– Ты разглядела, что это было? – спросил Лео.

Мэг кивнула:

– Может… рыба? В каналах водятся рыбы?

Я не знал ответа на ее вопрос, но размер водяного следа мне очень не понравился. Горло сдавило так, будто из него пробивались молодые колоски пшеницы.

Лео указал вперед:

– Там!

Прямо перед нами, примерно в половине дюйма под водой, мелькнули зеленые чешуйки и вновь ушли в глубину.

– Это не рыба, – сказал я, проклиная собственную прозорливость. – Думаю, это другая часть того же существа.

– И там тоже? – Мэг снова показала направо. Два следа прошли по воде примерно в сорока футах друг от друга. – Получается, оно больше лодки.

Лео всмотрелся в воду:

– Аполлон, ты знаешь, что это может быть?

– Только догадываюсь, – ответил я. – Будем надеяться, что я не прав. Крути педали быстрей. Нужно найти решетку.