Сердце Введенского сильно заколотилось, перехватило дыхание. Он машинально сунул руку под подушку и нащупал рукоять ТТ.
В дверь опять постучали.
Ему стало страшно – до дрожи, до оцепенения. Он широко открыл глаза. На всякий случай ущипнул себя за руку – нет, не сон.
Он привстал, сел на кровать, нащупал ногами тапочки и снял пистолет с предохранителя.
Снова громкий стук в дверь – три раза.
Господи, подумал он, что ещё творится, что опять происходит.
Он осторожно встал с кровати – так, чтобы не скрипели пружины, – и медленно пошёл к двери, выставив перед собой руку с пистолетом.
Взялся за ручку, направил ствол в сторону двери.
Стук прекратился.
Введенский резко рванул дверь на себя и выскочил в коридор.
Перед дверью никого не было. Введенский посмотрел вправо – никого. Влево – никого. Снова вправо – коридор заканчивался окном. Снова влево – к лестнице, ведущей вниз. Никого.
Коридор был освещён тусклой голубоватой лампой.
Введенскому стало трудно дышать.
Он снова посмотрел вправо, где коридор оканчивался окном, – никого нет.
Оглянувшись влево, он увидел возле лестницы старуху в белой ночной сорочке.
– Стойте! – крикнул он и быстрым шагом направился к старухе, держа её под прицелом.
Старуха отступила назад, ахнула и перекрестилась.
– Что вы здесь делаете? – спросил Введенский, подойдя к старухе ближе и опустив пистолет.
Она была совсем старой – лет восемьдесят, может, девяносто, – низкорослой, морщинистой, с огромными ушами, седыми волосами, заплетёнными в косу, и с глубоко посаженными глазами, которых почти не было видно в голубоватом освещении коридора.
– Я… Боже… Я просто… услышала… Вот и вышла… – испуганно заговорила старуха.
– Что слышали? Это вы стучали в дверь? – спросил Введенский.
Старуха быстро покачала головой.
– Нет-нет-нет… Услышала, как стучат, вот и вышла…
– Вы кого-нибудь видели?
– Никого, Христом-Богом клянусь… Только слышала…
Вдруг лицо старухи резко изменилось. Она широко раскрыла рот, тяжело задышала, будто ей не хватало воздуха, и в ужасе выпучила глаза. Отступила назад, подняла руку и указала пальцем в сторону Введенского. Глаза её смотрели мимо.
– Там! – хрипло проговорила она.
Введенский обернулся.
Из окна коридора на него смотрел человек. Он не мог разглядеть его лица из-за блика лампы, падающего на окно, но увидел его раскрытые ладони, прижатые к стеклу.
– Стой! Стреляю! – закричал Введенский.
Человек исчез.
Введенский пустился в конец коридора, подбежал к окну, распахнул его и высунулся наружу.
Человек, спрыгнувший со второго этажа, бежал через двор санатория к забору. Он был высоким, в чёрной кожаной куртке и сапогах.
– Стой! Стреляю! – снова закричал Введенский, прицелился в бегущую фигуру и выстрелил.
Мимо.
Человек подбежал к забору, вскочил на выступ, перемахнул через ограждение и побежал в сторону набережной.
А там, в грязно-жёлтом свете фонаря – стоял чёрный конь.
Глаза Введенского остекленели. Он на секунду забыл, что надо стрелять.
Человек бежал к коню.
Введенский снова прицелился по бегущей фигуре.
На этот раз надо не промахнуться. Не промахнуться. Только не промахнуться…
Выстрелил.
Опять мимо.
Человек запрыгнул на коня, схватил поводья и кинулся резвым галопом по набережной в сторону города.
Введенский снова прицелился, но всадник уже сливался с темнотой.
Ночной гость исчез.
– Сука! – выругался он. – Сука, сука, сука!
От злости он со всей силы ударил рукоятью пистолета по подоконнику.
Облокотился на подоконник, обхватил голову руками и попытался восстановить дыхание.
– Сука, сука, сука, – повторял он, раскачиваясь из стороны в сторону и неровно дыша сквозь крепко сжатые зубы.
Наконец он выдохнул и отошёл от окна.
Старуха всё так же стояла столбом возле лестницы, смотрела на него перепуганными глазами и держалась за сердце.
– Всё хорошо… – сказал он ей, идя по коридору. – Не волнуйтесь. Всё будет в порядке…
Проходя мимо своей комнаты, он посмотрел на дверь и замер на месте.
На двери, прямо под табличкой с номером, он увидел неровную размашистую надпись в две строки чёрным химическим карандашом.
ИЩЕШЬ МОРЕ?
Я – МОРЕ.
III
Санкт-Петербург
30 декабря 2017 года
20:15
Таксист оказался разговорчивым.
– А вот в марте выборы будут, – говорил он, всё время поворачивая голову к заднему сиденью, где сидел Хромов. – Слышали про Собчак? Вот это цирк, да? За кого голосовать пойдёте?
И сразу, не дожидаясь ответа:
– А голосовать-то и не за кого! Вот помяните моё слово. Будет опять Путин, Жириновский, кто там ещё… Ну и Собчак, господи, вот цирк с конями… А выберут угадайте кого? Что тут гадать!
Хромов угрюмо кивнул.
За окном пролетали огни вечернего Невского проспекта, украшенного к Новому году жёлтыми гирляндами, дававшие мягкий, теплый свет. В машине играл Корнелюк – «Город, которого нет» из сериала «Бандитский Петербург». Идеально для такой поездки.
– Я на выборы никогда не ходил… Нет нормального кандидата. А нам нужен кандидат от народа! – продолжал таксист. – А где его взять, кандидата от народа? Вы думаете, они все о нас заботятся? Им бы только карманы свои набить за наш с вами – да-да, за наш с вами счёт. И все боятся, что коммунисты придут. Я при коммунистах таксистом не работал! На заводе пахал, нормальная зарплата была… А они же боятся, – он снова повернулся к Хромову, – что придут коммунисты и отберут у них всё!
– Боятся, – вздохнул Хромов.
– А нам нужно страну развивать! Чтобы как в 1913 году! Знаете, какой тогда рывок экономики был при Николае Втором? А потом Ленин пришёл и за немецкие деньги… – он махнул рукой. – Эх, жили бы сейчас…
Хромов почему-то вспомнил того юношу из больницы, который рассказывал о летающих рыбах, и поймал себя на том, что замечает в речи таксиста те же интонации. Да и степень осмысленности речи примерно такая же.
«Там для меня горит очаг», – пел Корнелюк в динамиках.
– Крым у хохлов отняли! – продолжал таксист. – А жить простому россиянину стало лучше? Вот вам?
– Следите за дорогой, пожалуйста, – сказал Хромов.
Таксист сделал недовольное лицо, но замолчал и стал смотреть на дорогу. Впрочем, надолго замолчать он не смог.
– Вот вы кем работаете? – спросил он через несколько минут, выезжая на Дворцовый мост.
– Я психиатр, – ответил Хромов, глядя в окно.
– А… – сказал водитель и снова замолчал. На этот раз, кажется, надолго.
Хромов обрадовался молчанию таксиста и уткнулся в телефон.
Как раз остались недочитанные фрагменты из записей Поплавского. За ними и можно скоротать остаток поездки – последние пятнадцать минут. Если таксист не будет отвлекать.
«Как много мы сделали!
Мы покорили океан, построив тысячи кораблей, линкоров, боевых дредноутов, мы возвели огромные плавучие города для учёных и торговцев.
Мы покорили небо, подняв в воздух дирижабли и винтокрылы, способные пересечь всю Империю за несколько часов.
Мы покорили земные недра, выкопав тысячи шахт и карьеров, где добывают металлы, мрамор, уголь, самоцветы и горящий газ.
Мы изобрели механических пауков, шагающих по нашим бескрайним просторам. Построили железные дороги, по которым мчатся паровозы.
Мы придумали оружие, испепеляющее врага смертоносными лучами. Создали непобедимую армию, которая смогла подчинить Империи весь обозримый мир.
Мы изобрели приборы, способные передавать мысли прямо в голову на неограниченном расстоянии. Охватили всю Империю сетью радиовышек, чтобы все граждане могли слышать
