– Н-нет, – тихо сказал Сандер вслух, сосредоточиваясь на течении мгновений. Его голос дрогнул, но все-таки короткого слова хватило, чтобы избавиться от наваждения. Он разжал хватку – на борту «Легкокрылой» остались едва заметные вмятины от пальцев, и в ~песне~ проскользнули удивленные и растерянные нотки.
– Что случилось? – сонно пробормотал Ролан, приоткрыв один глаз. – Ты в порядке?
Сандер махнул рукой – то ли жест получился достаточно небрежным, то ли молодой моряк еще не до конца проснулся, но Ролан поверил и не стал ничего выпытывать. Сел, потянулся и зевнул, ласково погладил борт. Взглянул на парус, нахмурив брови, и слегка покачал головой. Тот раскрылся чуть шире, слегка изменил положение – и «Легкокрылая» соответствующим образом поменяла курс, взяв чуть севернее.
Сандеру вдруг показалось, что, если он будет ~слушать~ усерднее – хотя матрос-музыкант едва ли понимал, что это значит, – ему откроются ранее неведомые премудрости морского дела. Такое уже случалось: находясь рядом с Кристобалем в те моменты, когда феникс проделывал очередной фокус со своим необычным кораблем, Сандер время от времени ощущал то, чего не должен был ощущать. Как будто сквозь ~песню~ прорывалось что-то еще – более сложное, более загадочное.
То, чем он мог бы воспользоваться, если бы знал как.
– Перекусим? – предложил Ролан, покосившись на один из мешков, которые им перед отплытием вручил странный магус в очках на носу. Хлеб, сыр, фляга с вином – Сандер заглянул внутрь еще вчера, но, в отличие от товарища, не стал ничего есть, потому что не чувствовал голода. Он и сейчас был не голоден, хоть и понимал, что это странно – ведь он не ел почти… двадцать часов?
И не пил, если уж на то пошло.
– Что-то не хочется.
– Хочется, – отрезал Ролан, развязывая мешок. – Это же росмерский твердый сыр с перцем, м-м, как вкусно! Правда, он еще и соленый, зараза, но этот Айлантри вина не пожалел. До Огами хватит, а там чего-нибудь купим у местных. Ты вообще бывал в Огами?
– Нет.
– Вот я тоже нет. Ну, я вообще и близко не подходил к этим водам. Я, кроме окрестностей Эверры, ничего в своей жизни не видел… Я и не думал, что однажды… – Тут Ролан помрачнел – должно быть, вспомнил о сестре и матери, с которыми ему пришлось расстаться из-за всего, что случилось. Он вздохнул и сунул товарищу лепешку и кусок сыра. – Ешь давай, не глупи. Иначе я все сожру сам – а потом умру от жажды. Или от угрызений совести.
«Знает, – подумал Сандер, вспомнив, как перед отплытием Кристобаль подозвал молодого моряка и что-то ему сказал очень негромко, с серьезным видом. – Капитан его предупредил».
Интересно, о чем еще?
«Он в тебя не верит…» – донеслось со дна колодца, но сыр и впрямь источал приятный пряный аромат, а лепешка была первым хлебом, который оказался у него в руках за много недель, – и внезапно он сглотнул слюну, чувствуя, как болезненно сжимается пустой желудок, как саднит пересохшее горло. У него все еще есть тело, а у тела – потребности. Об этом не стоит забывать.
Когда Сандер начал есть, Ролан еле заметно улыбнулся.
– Зря лыбишься, – проворчал Сандер. – Все не так просто. Еда ничего не решает.
– Ага, – поддакнул Ролан. – А что решает? Ты скажи.
Сандер продолжил жевать с мрачным видом и не издал ни звука.
– Капитан мне многое объяснил, – продолжил молодой моряк. – Про любовь, ненависть и любопытство. Про музыку. Про загадки и цель, к которой хочется стремиться – и еще одну цель, и еще одну… Но я одного не возьму в толк… когда я ляпну что-нибудь не то, ты просто скажи – и я заткнусь, хорошо?.. ну так вот, я одного не возьму в толк: почему ты все-таки… изменился? Что произошло? Может, кто-то в Талассе… – Ролан взмахнул рукой, подбирая нужное слово, – тебя заколдовал?
Сандер печально рассмеялся.
– Нет, что ты. Они там все, как я, держатся за сушу кто двумя, кто одним пальцем, а кто вообще зубами. Нет, колдовство ни при чем… да и Таласса ни при чем. – Он помедлил, потом решился: – Все изменилось после того, что стало с «Невестой ветра». После чумы и исцеления.
Ролан застыл с куском лепешки у рта.
– Погоди-погоди… Выходит, это Эсме с тобой что-то сделала?
– Не нарочно, – проговорил Сандер так тихо, что шум ветра едва не заглушил его слова. – Я в этом совершенно уверен. Она… видимо, в какой-то момент она оборвала все связующие нити. «Невеста» потом их восстановила, и вы все ничего не заметили, но со мной все немного сложнее. За те мгновения, пока нити не было, я… – Тут его захлестнула неимоверная тоска, – и внутри все сжалось, и повеяло сыростью из колодца. Но все-таки он нашел в себе силы договорить. – Я потерял опору.
От недоумения глаза Ролана распахнулись и выражение лица сделалось совершенно детским. Сандер внезапно осознал, что его товарищ на самом деле очень молод – моложе всех близких ему людей и магусов, не считая Кузнечика-Амари. Наверное, моложе Эсме. Моряк нахмурил брови и набрал воздуха в грудь, явно собираясь спросить, что же это за опора, но потом испугался и промолчал. Повернулся к мешку и принялся в нем копаться в поисках фляги.
Ну конечно. Откуда ему знать, каково это?
Сандер без особой охоты дожевал и с трудом проглотил кусок сыра. Предстоящий день показался ему неимоверно, мучительно длинным, и он пожелал, чтобы случился шторм, – а потом устыдился собственного желания.
Он свернулся калачиком на носу «Легкокрылой», натянул на голову капюшон куртки, спрятал лицо в изгибе локтя. Наверное, Кристобаль ошибся, поручая ему это задание. Он слишком слаб, чтобы справиться.
Шелест тростника на ветру.
Что снаружи – то внутри.
* * *Эсме проснулась задолго до рассвета и, закутавшись в одеяло, подошла к окну, за которым вздыхало море и мерцали цепочки уличных фонарей. Громада Вороньего Гнезда располагалась позади дома старейшины, поэтому целительница ее не видела, но чувствовала – как тень, нависшую за спиной.
Тейравен, Ламар, Лейстес, Ямаока, Каама, Эверра, Облачный город… Росмер занял свое место в череде городов, где ей удалось побывать. Он был наделен северной сдержанной красотой. Дома коричнево-рыжих оттенков, с маленькими окнами и темными крышами, похожими на низко надвинутые шапки, следили за целительницей, пока она бродила по улицам, – так следят за чужаками суровые рыбаки в порту. Вместо цветов и сладостей в передвижных лавках продавали пучки лекарственных трав, источающих незнакомые пьянящие ароматы. Северо-западный
