Нет, строго сказала я себе. Одна нить за раз, одно противодействие Пьорду за раз. Сейчас моей заботой был роспуск проклятия. Я наконец-то подняла первый стежок, и нить темноты повисла в воздухе. Мне уже не хватало сил. Я боялась процедуры роспуска остального проклятия, но следующие стежки освобождались легче. А затем целая темная лента высвободилась из ткани и повисла в воздухе над ней. Я вздохнула с триумфом и продолжила убирать проклятие из шали.
Затем королева встала и хлопнула в ладоши. Я удивилась и отступила на шаг. Темная линия скользнула обратно к ткани. Ей хотелось остаться там. Я вспомнила о пятнах магии, возникших при моих первых попытках удаления. Запаниковав, я начала тянуть темную линию на себя, но она, будто живая тварь – змея, боровшаяся за каждый дюйм, – снова спряталась в ткань.
В спешке я придумала нечто новое. Вообразив – как бы глупо это ни звучало – гигантские ножницы над темнотой, я натянула нить и обрезала ее. Тьма поднялась в воздух над королевой. Медленно дыша, я начала вытягивать новую нить. По одному стежку. Я старалась игнорировать слуг, разносивших подносы к столам. Они вытирали пустые тарелки и отмечали своим появлением очередной этап моей работы. Я повторила процесс с каждой нитью темных искр; с каждой линией стежков, которой была украшена шаль. Распущенное облако разрасталось, пока вся темнота не высвободилась из шали.
Что дальше? Проклятие висело над помостом, мерцая, как россыпь темных драгоценных камней. Мне нужно было рассеять их, но расстояние не позволяло. Когда я дико махала руками, они едва двигались. Оставалось только потянуть тьму к себе. Она медленно поползла ко мне, и я потянула сильнее.
Темнота задвигалась быстрее. Она клубилась, как волны, набегавшие друг на друга у берега, она морскими валами катилась ко мне. Я взмахнула рукой, и ближайшая ко мне волна слегка потускнела. Ее края затуманились, но она приближалась слишком быстро. Темнота, катившаяся на меня, резко опустилась вниз.
Я нервно вздохнула, пытаясь растворить ее. В другой моей руке собиралась крохотная сеть света, цеплявшаяся за пальцы. Возможно, я смогу остановить мерцающую тьму. Возможно.
Она столкнулась со мной. Силы света не хватило для ее удержания. Блестящая тьма окутала меня, и, абсолютно ослепнув, с громким ревом в ушах, я рухнула на пол.
46
– Софи!
Рев в ушах сменился голосом, вновь и вновь повторявшим мое имя. Я барахталась в темноте и цеплялась за что-то знакомое – за того, за кого могла держаться. Голос был знакомым.
– Софи!
Я открыла глаза и вместо тьмы увидела лицо. Оно склонилось надо мной… так близко… карие глаза, в которых угадывался страх за меня… Теодор.
Я в спешке вспомнила, где находилась – все еще за фигурой кентавра. Его широкий бок закрывал нас от публики в бальном зале. Шаль… распущенное проклятие… облако темноты. У меня кружилась голова. Я осмотрела зал. Никакого темного блеска не осталось. Все растворилось. Я вздохнула с облегчением.
– Оно ушло. Дело сделано.
– С тобой все нормально? – спросил Теодор.
– Что?
Я посмотрела на себя. Платье выглядело как и прежде, не считая нескольких новых складок на кремовом шелке.
– Наверное, да.
– Хвала небесам! Я видел, что ты делала, Софи. Я видел ту темную штуку. Она, как свет из скрипки, только наоборот. Наверное, ты…
– Я не смогла.
Мне пришлось собраться с силами, чтобы, шатаясь, подняться на ноги.
– Я не смогла контролировать ее, и она…
Комната кренилась и покачивалась. Мои ноги, казалось, были из скверно приготовленного пудинга.
– Меня качает, словно я немного пьяна…
– Неудивительно. – Теодор осмотрелся вокруг. – Что будем делать дальше? Просто вернемся на свои места?
– Вряд ли эта пьеса закончена, – сказала я. – Ты видел что-нибудь подозрительное?
– Давай дадим тебе еще минуту отдышаться, – сказал Теодор, и я не стала возражать.
Прислонившись к нему и расслабившись, чтобы снять оцепенение, я заморгала, пытаясь восстанавить фокусировку. Мой взгляд остановился на куполе. Его недавно чинили. Там, где новый цемент лежал меж огромных камней, виднелся более светлый цвет. Квадратные витражные стекла создавали на куполе кольцо из окон. Еще дальше сияла бледная и полная луна. Вокруг нее лепились звезды, подмигивавшие мне через стекло. Я прищурилась и увидела птиц, пролетавших мимо окон. Их когти едва не касались стекол, а крылья выделялись на черном фоне ночи.
За ними скрывалась фигура широкоплечего мужчины.
– Теодор, – сказала я, указывая на фигуру дрожащей рукой.
Он проследил за моим вытянутым пальцем.
– Вижу его, – сказал он.
Я снова посмотрела на новую кладку. Частицы пыли покрывали новый цемент, и мне показалось, что я вижу трещины. Мне хотелось верить, что это игра моих глаз, что мозг придумывает вещи, которых на самом деле не существует. Но меня охватило темное предчувствие.
– Можно как-то подняться на купол?
– Вряд ли. Конечно, королевская архитектура может иногда казаться эксцентричной, но никогда…
Он снова посмотрел на фигуру по другую сторону витражного стекла. Несколько ворон взлетели в воздух, и я заметила еще пару темных фигур. Мой рот пересох, и слова царапали горло, но мне удалось произнести:
– Теодор, купол недавно чинили.
Я указала на новый цемент, вспомнив шутку Виолы о том, что дворец нуждался в разрешении на реконструкцию. Кусочки пазла сложились сами собой.
– А если рабочие сделали что-то с куполом? Создали какой-то дефект? Какую-то точку входа? Что, если в команду строителей пробрались несколько Красных колпаков?
Лицо Теодора побледнело. Теперь своим видом он напоминал меня после обморока.
– Ты думаешь, что может последовать вторжение в зал через купол? Что таков его план?
Внезапно я услышала отдаленный хруст – более сильный, чем звуки разговоров и музыки. Некоторые гости тоже заметили его. Они оторвали взгляды от своих тарелок с кусками жареных фазанов и каштанами и посмотрели вверх, на суетливый полет ворон над их головами.
Цемент вокруг стеклянных панелей задрожал. Гранатово-красное стекло вдруг шевельнулось в свете звезд и с грохотом упало вниз, разбившись о каменный пол на тысячи кровавых осколков.
Птицы обрушились вниз вместе с панелями, распахивая крылья над столами. Зимние вороны. Они жили в городе с осени до поздней весны, кочуя днем с места на место и сбиваясь по вечерам в большие стаи для ночлега.
Я будто к полу приросла. Тем временем одна из фигур склонилась к разрушенному пролету – худощавый мужчина в темном жакете и брюках. На его груди раскачивалось два связанных пистолета. Еще одна стеклянная панель задрожала. Они повредили цемент, догадалась я. Он был достаточно крепким, чтобы держать стекло, пока шла проверка, а потом – при небольшом ударе – трескался. Аметистовое стекло упало и разбилось об стол, послав осколки в тарелки, бокалы и шокированные лица.
Собравшаяся публика поняла, что происходит диверсия, и в бальном зале вспыхнула паника. Приливная волна шелка и вельвета хлынула к двойным дверям, выходившим на лестницу, – к единственному
