– Других нет, – ответил он. – Кому еще поручить это дело? Кто сможет дать что-то королевской семье? Мы хотим, чтобы знатные персоны носили то, что им предложат. Чтобы эти вещи были приняты во дворце.
Он покачал головой, глядя на вино в своем бокале.
– Я не знаю такой женщины, которая могла бы повторить ваши действия. Стиль и магия сплелись в одно целое. Это впечатляет.
В его голосе прозвучало искреннее восхищение. Но мне были противны выражения подобных чувств с его стороны.
– Мы с вами прекрасно знаем, что к чему. Вы показали мне это с вашей гильдией – назовем ее так – в кафе.
Я подумала о торговке балладами, о магии Намиры и ее кофейной пене, о травах Эмми. Если план Пьорда Венко зависел от рулона ткани, нашедшего путь в королевский дворец, – от одежды, носимой королем или членом королевской семьи, то искусства традиционных чародеек здесь не хватило бы.
– Да, но это чары. Я не могу создавать проклятия. А если бы я их и сделала, члены королевской семьи не входят в число моих клиентов…
– Это не важно.
Он улыбнулся, холодно и отстраненно.
– Сейчас важно лишь то, что жизнь вашего брата висит на ниточке. Она находится в моих руках. Вы выполните мое желание или…
Он сделал жест, воспроизводящий движение ножниц. Я отшатнулась, почувствовав себя плохо.
– Кто еще знает о вашем плане?
Я не могла представить, что Джек и Нико согласились бы похитить своего друга и принуждать его сестру. А они были ведущими членами Лиги.
– Никто. Эту схему придумал я сам. Исчезновение Кристоса будет тайной для всех, кроме вас и меня.
– Откуда мне знать, что вы говорите правду?
Он бросил на стол красный колпак. Я приподняла его для осмотра, опустила отворот и увидела инициалы, вышитые моей рукой. Значит, Кристос пока находился в безопасности. Он носил колпак и не мог потерять его. Я прикусила губу. Меня затопило чувство вины. Будь мои чары сильнее, я могла бы сделать больше.
Мне оставалось только покачать головой. Я не могла винить себя за все. Чары и проклятия влияли на судьбу человека, но не диктовали ее.
– Он обещал мне, что не потеряет ее, – сказала я Пьорду, который с терпеливой улыбкой смотрел на меня. – Что дальше?
– Так вы соглашаетесь?
– У меня нет выбора.
Мои пальцы скользнули по краю красного колпака, ощупывая зачарованные стежки на ткани.
– Но мне нужны гарантии.
– Они у вас будут. Если вы выполните мое желание, ваш брат окажется на свободе.
– Если я попытаюсь выполнить его? Я никогда не создавала проклятий. Мне даже не ясно, как сделать что-то подобное. А если я попытаюсь, и у меня ничего не получится? Если королевская семья не закажет мне никаких вещей? Что тогда?
– Я предостерег бы вас от неудачи, – сказал он с еще одной сводящей с ума улыбкой. – Завтра вечером жду вас в Государственном архиве. Я поговорю с куратором и устрою вам чтение древних пеллианских текстов, с которыми посчастливилось ознакомиться мне. Мы направим ваш дар на их исследования.
– Прекрасно.
Я посмотрела на этого интеллигентного и образованного мужчину. Он мог быть более жестоким и грубым, чем бунтовавшие Красные колпаки, когда в них стреляли солдаты.
– Однажды Кристос сам оценит это, – слегка смягчившись, сказал Венко. – Он первым понял, что я необходим для Лиги. Первым признал мои политические интересы.
– Ваши интересы?
– Не только докеры и плотники недовольны знатью, удерживающей власть в правительстве и коммерции. Вы будете удивлены, узнав, как много подобных вам владельцев бизнеса, торговцев и судовых магнатов согласны с Лигой рабочих.
– И с университетским лектором из Квайсета?
– Вы пеллианка? Конечно, только по родителям. Но вам известна страна ваших предков? Вас узнали бы, если бы вы вернулись туда? – Он покачал головой. – Мне запрещено возвращаться в Квайсет в течение десяти лет. В Лиге мы все галатианцы – независимо от настоящего происхождения.
Он посмотрел на меня поверх своего тонкого носа, словно оценивал как владелицу ателье, как сестру или чародейку, но не как галатианку.
– Я был связан старым семейным знакомством с некоторыми фондами, принадлежавшими домам патрициев. Они поверили в наше дело. Потому что галатианцы не единственные, кому хочется более справедливой Галатии.
– Меня не волнует, как квайсы относятся к Галатии, – ответила я. – Если верить вам на слово, вы обращались с моим братом как с равным – как с галатианским либералом, – а затем предали его, когда это совпало с вашими интересами. Как можно вам доверять?
– Союзы создаются общими целями. Если революция не является целью вашего брата, он мне не союзник.
Если Пьорд когда-то и уважал моего брата или имел сочувствие к человеческой жизни, все это превратилось в холодный прагматизм. Я решила закрыть глаза на его махинации.
– Если вы хотите навредить мне, я не буду работать на вас. Вы нуждаетесь в моем даре. Поэтому если вы нанесете вред…
Несколько посетителей посмотрели на нас, любопытствуя по поводу моей вспышки. Пьорд улыбнулся и приподнял свой бокал, словно произносил веселый тост на вечеринке.
– Если я нанесу вред вашему брату, вы можете винить в этом только саму себя. – Он склонился ко мне. – И запомните: никому ни слова.
20
Я шла домой под моросящим дождем. Серое небо темнело над городом. Облака едва не задевали уличные фонари, освещавшие мой путь. Я не нарушала никаких законов – законы Галатии не регулировали использование чар и проклятий. Я убедилась в этом, открывая ателье. Дар был слишком редким, чтобы облагать его законами. Просто чиновник вел учет примененных проклятий, в каких бы преступлениях они ни употреблялись. Когда проклятие вело к смерти, его учитывали под графой «убийство». Если планы Пьорда пойдут успешно, я буду участвовать в убийстве – нет, цареубийстве. Это нарушит все мои правила. Но у меня имелась веская причина. Мать постоянно предупреждала о чародейках, которые «вели себя плохо» и занимались темными проклятиями. Их ловили и казнили как убийц, или же они становились безумными, или умирали в темных переулках от рук мстительных жертв. Конечно, ее истории имели фольклорные корни и были рассказаны сотни раз без конкретных подробностей. Раньше я почти не верила им. А вот теперь верила.
Я содрогалась от капель дождя, которые пробирались мне за шиворот. Мне не хотелось превращаться в создательницу проклятий, к чему меня принуждали. Но я должна была спасти моего брата. Мне не оставили выбора.
Что я еще могла сделать? Позволить убить Кристоса, чтобы отстоять свои принципы? Удерживать запертой темную магию, которая питала проклятия? Увы, я не могла вернуться к прежнему. Возможно, кто-то другой смог бы выбрать непонятное мне моральное правило и отвергнуть брата. Но для меня Кристос был единственным, превыше всего остального.
Может быть, рассказать кому-то еще? С самого начала Пьорд предупредил: никому ни слова. Да, я не могла искать брата без долгого отсутствия в ателье. Но, отказавшись от этого, я вызвала бы ненужные подозрения. Казалось, что Пьорд не