Мия произнесла медленно, стараясь быть деликатной:
– Он был твоим другом, Эшлин…
– Не был, – отрезала она. – В Церкви Матери Священного Убийства нет друзей. И он не был какой-то несчастной овечкой, которую я отправила на заклание. Он был прислужником культа смерти, который я пыталась сжечь дотла. Мия, Трик убил невинного ребенка, чтобы занять место среди Клинков Наи. И не мне винить его за это. Но симпатичные ямочки на щеках не мешают ему быть гребаным убийцей. Как я. И как ты.
Мия взглянула ей в глаза. Барьер Эшлин снова стоял на месте, нежности как не бывало, пламя, которое она выдыхала каждую перемену своей жизни, быстро задымилось на устах. Несмотря на свою любовь, Эш не стеснялась давать отпор Мие, когда считала это необходимым. Бить по точкам, по которым никто другой бы не осмелился, и резать прямо по сердцу. Само собой, она попала в цель. Эту правду Мия не могла оспорить.
«Как я могу винить ее за то, что сама делала сотни раз?»
– Мой брат погиб во время той атаки на Тихую гору. И я никогда не скулила об этом. Никогда не спрашивала, приложила ли ты к этому руку.
– Я не убивала Осрика, Эш, – изумилась Мия. – Это сделал Адонай.
– Не в этом суть. Я не спрашивала, потому что это не важно. Что бы ты ни сделала, это было необходимо. Раскаяние для слабаков, Мия. А сожаление – для трусов. Что бы ты ни совершила тогда, это привело тебя в мои объятия. А значит, это было правильно. И я не позволю какой-то херне о лунах и солнцах лишить нас этого.
Снаружи вновь грянул гром, будто Леди Бурь подслушивала у окна. Мия моргнула от яркой вспышки молнии, тени на стенах задрожали. Затем затянулась сигариллой и выдохнула серый дым.
– Мне снятся сны, Эшлин, – призналась она. – Каждую неночь. Я вижу своих родителей. Вот только они не мои родители. Они спорят. Обо мне. И когда я смотрю на свое отражение, позади меня кто-то стоит. Фигура из черного пламени с белым кругом, нарисованным на лбу.
– …И что это значит?
– Понятия не имею. Поэтому я хочу увидеть поле боя.
– Я не желаю быть фигуркой на доске, – сказала Эшлин с отчаянием в голосе. – Не хочу, чтобы мы и дальше играли в эту игру. Я хочу, чтобы мы спасли Меркурио, убили Скаеву, а затем просто покончили со всем этим. Уехали куда-нибудь в тихое место, далеко-далеко отсюда. Только ты и я. – Затем она надула губы. – Наверное, Йоннен тоже может поехать. Если этот мелкий засранец научится общаться цивилизованно. Но у него будет своя комната.
– Вот как ты представляешь завершение этой истории? – спросила Мия, держа сигариллу между губами. – Жить в каком-нибудь домике подальше от всех? С цветами на подоконниках и огнем, пылаюшим в очаге?
Эш кивнула.
– И большой мягкой кроватью.
– Серьезно? Для нас? Для меня?
– Почему бы и нет? Мой отец построил дом на берегу Трехозерья. В северной части Ульштаада. Там столько мальвы и солнечных колокольчиков, что ими пахнет вся долина. Ты бы только видела! Озеро такое гладкое, что похоже на отражение неба.
– Я… – Мия покачала головой. – Не уверена, что я создана для такой жизни…
Эш опустила взгляд и пробормотала:
– Для жизни со мной, ты имеешь в виду…
– Я имею в виду… – Мия вздохнула, пытаясь облечь свои мысли в слова. – Я никогда даже не задумывалась о том, что буду делать после. Я ни разу не представляла свою жизнь иной. Она была такой последние восемь лет, Эш. В этом вся я.
Эшлин наклонилась и, подняв руку к ее щеке, пылко и в то же время нежно поцеловала Мию.
– Не вся, – прошептала она.
Мия всмотрелась в ее глаза и увидела, что они блестят от слез. Отражая молнии, расползающиеся по темному небу снаружи.
– Я люблю тебя, Мия Корвере. Такой, какая ты есть. Но этот мир может предложить тебе кое-что еще. Я понимаю, что ты вряд ли представляешь себе такую жизнь, но, если захочешь, она может быть твоей. Не стану утверждать, что ты ее заслуживаешь. Ты воровка, убийца и злобная гребаная манда.
Мия невольно улыбнулась.
– Это правда.
– Но за это я тебя и обожаю, – выдохнула Эш. – И чем дольше я живу, тем больше понимаю, что «заслуга» не имеет никакого отношения к жизни. Благословения и проклятия обрушиваются на голову и грешников, и праведников. Справедливость – это сказка. Никто не может претендовать на то, чего не хочет, и сохранить то, за что отказывается бороться. Так давай будем бороться! В жопу богов. В жопу все это. Давай возьмем мир за глотку и заставим его дать нам то, чего мы желаем.
Эш снова ее поцеловала, на ее губах чувствовался привкус пламенных слез.
– Потому что я желаю тебя.
Она не ждала взаимности – Эш была не из тех, кто признавался в любви лишь для того, чтобы услышать те же слова в ответ. Ни капли неуверенности. Никаких «приманок». Девушка не испытывала сомнений в своих чувствах и достаточно доверяла Мие, чтобы поделиться ими, на этом точка. Мие нравилась эта ее черта.
«Но люблю ли я ее?»
Эш прижалась к ней сильнее и крепко обвила руками.
– Я пойду на все ради тебя, ради спасения твоей жизни, ради того, чтобы ты прошла через эти испытания, – она покачала головой, подавляя слезы. – На все.
– Я знаю, – прошептала Мия, целуя ее в лоб.
– Я хочу быть с тобой вечно, – вздохнула Эшлин.
– Всего лишь?
– На веки вечные.
Когда Эш уснула, Мия долгое время просто лежала и размышляла.
Представляя озеро столь гладкое, что оно походило на небо.
Глядя во мрак над своей головой и представляя там бледный сияющий шар.
Прислушиваясь к песне бури.
И гадая.
Погода портилась.
«Кровавая Дева» была тридцатисемиметровым кораблем из твердого дуба и укрепленного кедра, построенным так, чтобы рассекать океан, как скальпель пациента. Но волны продолжали нарастать, а ветры выли и свирепствовали, подобно дикарям во время перебранки. «Деву» швыряло из стороны в сторону, как игрушку, Леди Бурь и Леди Океанов словно взбеленились. Без Мистера Добряка в ее тени каждая высокая волна утраивала страх Мии – мучительный подъем, томительная, невесомая тишина, а затем леденящее душу падение во тьму и удар, из-за которого казалось, что всему миру пришел конец.
Кратковременная пауза. А потом все начиналось сначала. И длилось часами. И часами. Напролет.
– Бездна и кровь, – выругалась Эшлин.
Их гамак висел поперек корабля, чтобы лучше подстроиться под качку «Девы», но, даже несмотря на изнеможение, спать в такой обстановке было попросту невозможно. Гроза неуклонно усиливалась, ветер завывал, гром, казалось, гремит прямо над ними. В конце концов Мия скатилась с гамака и
