Глава 37. В путь

Одно разбитое и истекающее кровью сердце.

Четыре человека под взором Матери.

Пять букв, вырезанных в черном камне.

Эшлин.

Мия стояла в Зале Надгробных Речей и смотрела на буквы, которые сама же и высекла на могиле. В ней покоилось тело Эшлин, облаченное в прекрасное белое платье из гардероба Аалеи. Все хранили молчание, пока Мия опускала свою возлюбленную на камень и целовала в хладные, как сердце в ее груди, губы. Глядя на это навеки застывшее прекрасное лицо, навеки закрытые глаза, навеки похищенный вдох и пытаясь убедить себя, что ничего не чувствует.

Мия закрыла дверцу склепа. Захлопнула дверь будущего, о котором посмела мечтать. Счастливого конца, на который позволила себе уповать. Прижавшись лбом к непоколебимому камню, выдохнула остатки своей надежды.

Больше ничего не осталось.

Совсем ничего.

Она повернулась к Меркурио, и жалость в его глазах чуть ее не сломила. Быстро отвернула голову и наткнулась на Сида с Мечницей, стоявших вплотную к ней. Печаль в их взглядах, боль, порожденная ее болью, не принесли никакого утешения. И наконец посмотрела на Трика, стоявщего неподвижно, как статуя Матери над ними с тяжелыми весами и мечом в руках.

«КТО ОСТАЕТСЯ В НАШИХ СЕРДЦАХ, ТОТ НИКОГДА НЕ УМИРАЕТ».

Но стоит ли оно того, если в конце ждет только боль?

Мия опустила голову. Закрыла лицо руками. Гадая, что же будет дальше.

А дальше была агония.

В ее налитых кровью глазах вспыхнуло черное пламя. Под мокрой от слез кожей поползли черные личинки. Она ахнула и, схватившись за грудь, упала на колени, тени вокруг корчились, царапались и кусались. Стены задрожали. Пол под ее ногами проваливался, затягивая во тьму. На языке появился привкус гнили. Грудь придавило невыносимой тяжестью. У нее возникло чувство, будто она тонет в жидкости, черной, как истинотьма, в ноздри ударила вонь крови и железа. На мгновение показалось, словно весь мир кричит во всю глотку – так громко, что у нее чуть не лопнули перепонки.

А затем она узнала голос.

– Мия!

Темное пламя в сердце. Темные крылья за спиной. Темное небо над…

– МИЯ! – закричал Меркурио.

Она открыла глаза. Жадно втянула воздух. Все ее тело покрылось потом. Рядом стоял на коленях ее бывший наставник, крепко обхватив Мию руками, чтобы остановить ее агонию. В зале царил хаос, дверь склепа распахнули тенистые руки, церковные свечи погасли, огромная железная цепь на весах Богини лопнула пополам. Все в страхе смотрели на Мию.

– Черная Мать, – прошептала она.

– Все хорошо, вороненок, – ласково сказал Меркурио. – Все хорошо.

– Нет, – выдохнула Мия. – Совсем нет…

Она попыталась перевести дыхание, успокоить свое колотящееся сердце.

– МИЯ? – Трик вышел вперед. – В ЧЕМ ДЕЛО?

Она стояла на четвереньках на надгробиях, ее грудь часто вздымалась, волосы слиплись от пота. Мия прижала кулаки к вискам, ее череп раскалывался, за грудной клеткой буйствовала черная боль. Сердце по-прежнему бешено билось, живот по-прежнему полнился ледяным ужасом, тени вокруг по-прежнему подрагивали от страха.

– Мия, что случилось? – спросила Мечница.

– Он сделал это, – прошептала она.

– Что сделал? – потребовал ответа Меркурио. – О чем ты говоришь?

Мия лишь покачала головой.

– Этот гребаный идиот сделал это…

Они снова собрались в голодном мраке читальни.

Элиус пыхтел, как дымоход, и внимательно наблюдал за Мией. Сидоний и Мечница в потрепанной кожаной одежде нервно переминались с ноги на ногу. Адонай в алой бархатной мантии и Меркурио в темной робе епископа не отводили от нее взгляда. Трик был одет в черное, его кожа теперь источала слабое тепло, которое не согревало.

В центре круга стояла Мия.

В черных кожаных штанах и сапогах из волчьей шкуры. В белой шелковой рубашке и кожаном корсете. За ее спиной висел меч из могильной кости, на поясе – еще один, из ашкахской черностали. В губах тлела сигарилла, чтобы перебить запах девушки на ее коже, в животе плескалось вино, чтобы притупить боль, а в груди полыхали осколки давно убитого бога. Все выслушали ее рассказ о темных волнах дрожи, прошедших по ее телу, о мучительной хватке на сердце и привкусе черной крови во рту.

А затем она поведала им, что это значит.

– Отколь уверенность такая? – спросил Адонай.

– Я чувствую, – ответила Мия ледяным, мертвым голосом. – Так же отчетливо, как пол под своими ногами. Скаева поглотил божью кровь, которая стеклась под Годсгрейвом. Вобрал в себя осколки Анаиса, находившиеся под городом.

– ТОГДА ОН ОБРЕЧЕН, – сказал Трик. – ОСКОЛКИ ПОД ГОРОДОМ МОСТОВ И КОСТЕЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО БЫЛИ ИСТОЧНИКОМ СИЛЫ. НО ИСПОРЧЕННЫМ. ГНИЛЫМ.

– Тогда пускай себе гниет, – прорычал Сидоний.

Мия посмотрела на Трика пустыми и черными глазами, затягиваясь сигариллой.

– Ты говорил, что пруд под Годсгрейвом создан из кусочков Луны, которые хотели только уничтожать. Что это вся его ярость, вся его ненависть, брошенная разлагаться в темноте. Как думаешь, что теперь произойдет, когда ими обладает самый могущественный человек во всей Итрее?

– ОН ПОСТЕПЕННО СОЙДЕТ С УМА. А ЗАТЕМ, ВМЕСТО ТОГО ЧТОБЫ ВОССТАНОВИТЬ МИР, БУДЕТ СТРЕМИТЬСЯ ЕГО РАЗРУШИТЬ. ЕГО ПРАВЛЕНИЕ ОБРЕЧЕНО НА ХАОС. НА НЕНАВИСТЬ И УБИЙСТВА.

Мия провела рукой по волосам. Пустота в ее груди наполнялась сигарилловым дымом и гулом от красного вина.

– У него мой брат, – сказала она. – Я должна найти Клео.

Меркурио нахмурился.

– Скаеве больше некуда бежать и не за кем прятаться. У нас есть колдун. Пара гладиатов. Два лучших ассасина в республике и, кажется, бессмертный юноша. Мы можем просто отправиться в Годсгрейв и убить его в его же доме.

Сидоний кивнул.

– Как по мне, этот план лучше твоего самоубийства…

– Согласна, – поддакнула Мечница.

Мия посмотрела на собравшихся и медленно покачала головой.

– Теперь Скаева вне вашей досягаемости, – пробормотала она. – Вы не можете мне помочь.

– Ты этого не знаешь, вороненок, – возразил Меркурио. – Мы даже не пытались.

В ответ Мия просто вытянула руку. Чернота вокруг них задрожала, тьма зашевелилась. Девушка опустила подбородок, закрыла покрасневшие глаза, и ее волосы разметались, как от порыва ветра. А затем медленно согнула пальцы.

Сидоний выругался. У Меркурио перехватило дыхание, а Адонай что-то пробормотал на древнеашкахском. Теневые щупальцы обвили вокруг пояса и ног всех, кто был в комнате. Мия пошевелила пальцами, как кукловод, и каждый из ее союзников или выругался или изумленно ахнул, когда их мягко подняли в воздух.

– В ту истинотьму, когда мне было четырнадцать, я превратила Философский Камень в руины. Пересекла Годсгрейв в мгновение ока, разрезала когорты люминатов на