И он едва заметно кивнул.
Двеймерка спустилась, снимая последнее украшение, и встала рядом с императором. Тени вокруг них помрачнели, но еще мрачнее был голос его отца:
– Подойди, сын мой.
Мальчик посмотрел ему в глаза. Такие же темные и бездонные, как у него.
Солнце, озарявшее его небо.
Олицетворение бога.
– Да, отец, – ответил Йоннен.
И медленно, бесстрашно взял отца за руку.
Адонай терпеливо ждал в тишине.
Стоять на коленях, когда у тебя цепи вокруг талии и щиколоток, было больно, так что вещатель сел у края своего кровавого бассейна. Ожидая, когда маленький даркин вернется и освободит его. Он чувствовал в воздухе запах свежей крови, которая обильно проливалась на верхних этажах – очевидно, атака юной Мии прошла удачно. Адонай закрыл глаза и медленно вдыхал и выдыхал, пытаясь сохранять спокойствие. По правде говоря, с тех пор, как Друзилла узнала о его предательстве, ему это плохо удавалось.
Когда Леди Клинков послала гонцов в его покои и сообщила, что заговор Элиуса с Меркурио раскрыт, он испытал легкую тревогу. Но когда его оповестили, что Мариэль схватили и будут держать в заточении, пока он не поможет убить Мию Корвере, Адонай пришел в ярость.
Гонцы Друзиллы утонули в бассейне. Следующих двоих, принесших на бархатной подушечке отрезанное ухо Мариэль, он разорвал на части кровавыми копьями. Лишь спустя перемену бессильного гнева вещатель осознал, что у него нет выбора, кроме как подчиниться. Друзилла держала в неволе единственного человека во всем мире, кого он по-настоящему любил. Обладала единственным оружием, которое могло его по-настоящему ранить.
Пока Мариэль находилась в их руках, Адонай был у их ног.
Поэтому он позволил сковать себя цепями. Пропустил в гору императора, как было приказано, и Клинков, которых Друзилла призвала на убийство Мии Корвере. Притворялся покорным и испуганным. Надеясь, что Леди Клинков окажется достаточно глупой и сама придет в его логово, чтобы позлорадствовать или спровоцировать его. Но нет.
Так что Адонай ждал. Внешне – идеальный образец спокойствия. Внутри – затягивающийся узел багровой ярости. Руки на коленях, ноги скрещены. И только рубиновая жидкость в бассейне выдавала его волнение. Мия прибежала в его покои, запыхавшаяся и окровавленная, но узнав, что отец обхитрил ее, тут же вернулась в гору. Помчалась в погоню по лабиринту коридоров, с товарищами, следующими по пятам, и увы, не нашла времени, чтобы освободить Адоная от цепей. Что было довольно невежливо, как он считал, но рано или поздно она все равно должна…
– Вещатель.
Адонай открыл глаза. Его живот затопила злоба.
– Император, – прошипел он.
Скаева вышел к нему из теней, его грудь часто вздымалась. Вокруг шеи свернулся тенистый змей, раненая рука была перевязана окровавленным куском ткани. Рядом с ним стоял побледневший от страха мальчик – предположительно, сын императора. И Паукогубица, на которой почему-то отсутствовало золото, обычно сверкавшее на шее и запястьях. Но Адоная куда больше беспокоила женщина, безвольно обмякшая в руках шахида.
«Сестра моя, сестра любимая…»
Мариэль напоили снотворным, ее веки смыкались, руки были связаны. Паукогубица прижимала к ее шее золотой ножик.
Адонай прищурил розоватые глаза. Кровь в бассейне забурлила, с поверхности, подобно змеям, поднялись длинные струйки, заостренные в копья, и поползли ближе к Скаеве, его отпрыску и шахиду истин. Но Паукогубица крепче обхватила Мариэль и прижала ножик сильнее к шее его сестры.
– Я бы не стала, вещатель.
– Твоя дщерь ищет тебя, Юлий, – сказал Адонай, глядя на Скаеву. – Наведывалась сюда не далее как несколько минут назад. Коль будешь ты и дальше дух переводить, уверен, она немедля явится обратно. Иль ты желаешь всю перемену играть с ней в прятки в темноте?
– Перемести нас, – приказал император, игнорируя едкий комментарий. – Обратно в Годсгрейв. Сейчас же.
– Семя твое выросло в цветок. Политый ненавистью, расцвел он пышным, алым. – Бледные губы вещателя изогнулись в улыбке. – Оттого я и не заводил дочерей.
– Довольно! – рявкнула Паукогубица. – Перемести нас в Годсгрейв.
Адонай перевел взгляд на женщину.
– Да ты, поди, за дурака меня считаешь, чтоб я отправил сестру мою, сестру любимую, с вами в Годсгрейв.
– Откажешь нам еще раз, и я сама отправлю Мариэль в могилу.
– Коли так, ты умрешь.
– Только после твоей любимой сестры, вещатель. Прямо на твоих глазах.
Адонай посмотрел на ножик, прижатый к шее Мариэль, и усмехнулся.
– Мнишь, клинок твой вдоволь острый, дабы кровь пролить в присутствии моем, паучок?
– У маленьких пауков самый опасный яд, Адонай, – ответила шахид.
Вещатель прищурился, отмечая, что лезвие, впивающееся в кожу его сестры, слегка обесцвечено. На кончике набухла крошечная, ярко-рубиновая капля крови.
– Мой яд уже ползет к ее сердцу. И только я знаю противоядие. Убьешь нас – убьешь и ее.
Шахид улыбнулась, ее черные губы приоткрылись, обнажая зубы. Она сделала свой ход, шах и мат, и Адонай это знал. Останься они в горе, дочь Скаевы нагнала бы императора с шахидом истин, и не важно, сколько раз они бегали бы туда-сюда, водя ее за нос в темноте. За этим неминуемо последует мучительная смерть. Им было нечего терять, а Паукогубица достаточно безжалостна и мстительна, чтобы убить Мариэль перед смертью просто назло Адонаю.
По правде говоря, ему всегда нравилась эта ее черта.
Поэтому, все еще не отрывая взгляда от сестры, вещатель махнул рукой в сторону бассейна и произнес голосом спокойным, как поверхность пруда:
– Входите и добро пожаловать.
– …Осторожно, Юлий… – прошипел тенистый змей.
Скаева твердо посмотрел на Адоная, предупреждая ледяным тоном:
– Только без фокусов, вещатель. Или, клянусь, твоя сестра умрет.
– Я тебе верю, император. Аль вы б уже были мертвы.
– Заходи в бассейн, Люций.
Мальчик, очевидно напуганный, посмотрел на кровь. Но, похоже, своего отца он боялся больше, и, присев у бассейна, скользнул в алую жидкость. Скаева последовал за ним и привлек сына к себе. Паукогубица отшвырнула отравленный клинок за дверь – ничто, не знавшее прикосновения жизни, не могло путешествовать по Тропе, а ущерб и так был нанесен. Шахид истин ступила в кровь, держа на руках спящую Мариэль.
– Коль доселе у меня не было причин стремиться к вашей гибели, ныне ее я получил, – сказал Адонай, сердито глядя на них обоих. – Истинно и верно.
– Хватит болтать, кретин, – огрызнулся Скаева. – Делай, что говорят!
Адонай с радостью утопил бы его. Захлестнул бы в бурлящем алом потоке. Но рядом с императором стоял его сын, и если Мия еще сможет закрыть глаза на то, что Адонай убил Скаеву, лишив ее возмездия, то она определенно не простит, если заодно он утопит ее брата.
Вещатель перевел взгляд на сестру.
– Мариэль?
Та зашевелилась, но не ответила.
– Я обязательно приду за тобой, – поклялся он.
Паукогубица крепче стиснула ее в руках и исподлобья посмотрела на Адоная.
– Мой яд действует быстро, вещатель.
Наконец глаза Адоная
