– Трой, смотри! Вон они, уже здесь! Эх, наверное, все-таки успел кто-то отследить наше с Ягой ночное общение! Или и без того догадались…
– Где?! – боевая выучка разом сорвала с меня всю мою меланхолию. К тому же, не только о себе мне следовало сейчас думать, но и о Яге тоже, и о Жажиле, и о восстановлении справедливости, наконец! Да и о бабкиной избе надо бы позаботиться! Вспомнив о ней, я испугался, что ее, мою недавнюю спасительницу, толпа прибывших карателей по бревнышку сейчас попытается разобрать! Но изба об этом, похоже, подумала раньше меня! Нет, она не стала убегать! Тихо фигея, я увидел в окошко, как она, пока ее еще не высмотрели незваные гости, быстро присела, пряча под нижними венцами свои курьи лапки. Потом расправила свою челочку-крышу, передернула венцами… и разом преобразилась так, что даже я бы не узнал. И не поверил бы никогда, если бы не видел своими глазами, что вздорное блудливое бабкино жилище способно в считанные мгновения преобразиться вот в такой милый светленький теремок! На котором даже ставеньки расписные!
– Трой! Бежим! – охваченный паникой Васька, желая поторопить, полоснул меня, прилипшего к окну, по той части тела, которая оказалась всего доступней его когтям. По голой, естественно, ведь в бане все-таки были. А по какой именно – догадаться, я думаю, нетрудно. В итоге я взвыл и чуть не вышиб окошко лбом. Потом резко развернулся с огромным желанием «в благодарность» отвесить полосатому нехилую такую затрещину, но того уж и след простыл. Мне ничего другого не оставалось, как кинуться за ним. Не из мести, а чтобы самому не попасться да Жажилу с его гостеприимством не подвести.
– Давай… спасибо тебе за все, – бросил я на прощание лешаку, в полутьмах хватая со скамейки какую-то – надеюсь, что нашу с Васькой! – одежду. Разбираться было уже некогда, потому что отряд карателей, рассредоточившись, пытался взять Жажилушкины владения в кольцо. Тут бы только ноги успеть унести незамеченным, так что даже одеваться было некогда. Я и не стал, кинулся как есть через кусты, за пределы сада, к темнеющему за его границами дикому лесу.
Марш-бросок в чем мать родила через заросли был делом, конечно, не самым приятным. Но честно признаюсь, что для такого раздолбая, как я, это было уже не в новинку. Так что я вполне успешно сумел преодолеть все препятствия на моем пути к лесу, через сад и опушку, и даже не нанес при этом своему тылу новых царапин в дополнение к оставленным Васькой и немилосердно саднящим. Забравшись в заросли погуще и потемнее, за которыми начинался совсем уж мрачный овраг, я, наконец, остановился. Осмотрелся, прислушался. Погони за собой не обнаружил, приглушенных расстоянием криков тоже не наблюдалось. Это вселяло в меня надежду, что Жажиле удалось-таки отмазаться от обвинений в пособничестве мне, беглому преступнику, и от того, что я вообще на его двор заходил в ближайшие дни. Успокоившись насчет лешака, я стал раздумывать, с чего бы мне начать мою деятельность по спасению Яги и восстановлению моего доброго имени. Ну, наверное с того, что Ваську было бы неплохо найти. Однако этот кошачий сын сам вдруг о себе заявил, начав сваливаться с растущего на краю оврага хлипкого деревца, не сумевшего долго выдержать вес его откормленной тушки. Слушая, как кот с подвыванием движется на встречу с землей, сбивая своим задом некрепкую хвою с тоненьких веток, оказавшихся у него на пути, я вдруг спохватился, что неплохо было бы уже и одеться, а не стоять тут столбом с зажатыми в руке вещами. Васька как раз достиг земли, раздавив своим весом оказавшуюся под ним моховую кочку, когда я начал проводить ревизию прихваченного из бани тряпья. Мечтая обнаружить там, конечно, штаны, в идеале две пары. А обнаружив, что это была и вовсе не наша с Васькой одежда. Это было просто изношенное барахло, отложенное хозяйственной Жажилиной кикиморой, чтобы его на ветошь пустить. Старый сарафан и пара хлопковых чулочков, чистеньких, но дырявых, вот и все наше с Васькой имущество! Увидев его, приземлившийся кошак с глумливой усмешечкой поинтересовался у меня, где ж я такое богатство добыл? Он резко сник, лишь только я напомнил ему, как сейчас выглядит его собственный костюмчик. А потом я окончательно его доконал, поставив перед фактом, что именно добытым мною богатством нам и придется срам прикрывать, пока чем-то более приличным не разживемся. Он тихо урчал и плевался, пока я разрывал доставшиеся нам остатки расшитого тесьмой женского сарафана на две равные части. Одну из них я сунул Ваське, из второй соорудил что-то типа набедренной повязки для себя. Да, это была не парадная форма бравого участкового! И даже не джинсы, в которых я привык по поселку ходить! Но, по крайней мере, причинное место эта дизайнерская модель прикрывала. Чтобы она с
