— Вот тут ты ошибаешься, Эмили. Ты будешь чувствовать себя виноватой. Облегчение, в котором ты так отчаянно нуждаешься, может прийти только от того, что ты научишься любить свою израненную душу. Убийство Донована только усугубит твою совесть и ухудшит ситуацию. Это не то, кем ты была или кто ты есть, Эмили.

Я постоянно качаю головой, не желая слышать ее слова. Я осознаю, что буду чувствовать. Я спасу других. Это все, что мне нужно знать. Доктора Зик там не было. Она не может понять, насколько он чудовищен, только по словам, которые она слышит от меня о нем.

Я встаю с кресла.

— Я закончила на сегодня. Увидимся в среду, — с этими словами я покидаю кабинет и оставляю ее предупреждения позади.

Подъезжая к дому, я вижу грузовик Канье и замечаю, что он отдыхает на крыльце, скрестив ноги. Я паркуюсь за его машиной и выскакиваю, захлопываю дверцу машины и вижу, как его голова высовывается из-за перил. Он говорит по телефону. Его глаза впиваются в меня, жар и интенсивность его взгляда заставляют меня потереться бедрами друг о друга. Нет! Возьми себя в руки, Эмили. Не веди его в неверном направлении. В направлении, где он никогда не сможет иметь семью и никогда по-настоящему не будет счастливым.

Я поднимаюсь по ступенькам и прохожу мимо него. Все это время он не сводит с меня глаз. Они медленно путешествуют по моему телу вверх и вниз. Боже, мне нужно держаться от него подальше. Я чуть не падаю, вбегая в дом.

Я прохожу через прихожую в столовую и замечаю, что мои фотографии исчезли. Точнее не исчезли, а были сложены друг на друга в стопочку на шкафу в столовой.

Грудь сжимается. Я бросаю сумку на пол, беру фотографии и раскладываю их на столе. Первая фотография — Лили и Джейк, вторая — пожилая дама, проходящая мимо моего дома, третья — молодой человек, проезжающий на роликах мимо магазинов, четвертая — девочка-подросток, гуляющая со своими друзьями.

Я чувствую, как Канье входит в комнату, внимательно наблюдая за мной, пока я яростно раскладываю свои фотографии.

— Эмми, я готовлю ужин. Я передвинул их, чтобы у нас было место, где мы бы могли кушать.

Я не игнорирую Канье. Я просто ничего не могу сделать, пока не выложу все свои фотографии обратно на стол. На этих фотографиях есть ответы на мои вопросы. Мне нужно не упустить момент разгадки. Мне нужно их просмотреть. Мне нужно, чтобы их не трогали.

— Эмили?

Я кладу последнее фото на один из стульев, так как на столе больше нет места. Я рассматриваю последнюю фотографию. Это пара, которую я заметила, выходя из кабинета моего терапевта. Я последовала за ними вниз и почти пропустила встречу, потому что мне нужно было запечатлеть их. По какой-то причине им нужна помощь, но, взявшись за руки, они, выходя, улыбались. Как? Я теряюсь в своем собственном мире, когда чувствую теплую руку Канье на своем локте.

Я отрываюсь от своих мыслей и смотрю прямо на него.

— Эмми, ты меня игнорируешь?

— Нет, просто мне все время нужны эти фотографии. На виду. Пожалуйста, не складывай их снова в стопочку. Когда я буду готова, я уберу их. Но еще не пришло это время, хорошо?

— Детка, ты рассказала доктору Зик о своих фотографиях?

Я в замешательстве смотрю на Канье. Зачем мне говорить ей, что я фотографирую?

— Эмми, это, — он протягивает руку к фотографиям, — Результат того, через что ты прошла.

— Все в порядке, Канье. Правда. Это пройдет, — я выхожу из столовой, прежде чем он сможет ответить. Фотографии для меня — головоломка, которую мне нужно разгадать. Доктор Зик не сможет мне помочь.

Я замечаю на столешнице салат, и что на гриле жарятся стейки. Я глубоко вдыхаю запах маринада. Канье всегда готовил его для меня. Это было мое любимое блюдо. Я вспоминала его в доме Коллекции. Когда мне было скучно, я пыталась воссоздать его, но никогда не могла достичь точно такого же результата, или, может быть, я просто забыла, какой он был на вкус.

Жар бьет мне в спину. Я делаю шаг вперед и оборачиваюсь.

— Барбекю из маринованных стейков, да?

— Я хотел сделать для тебя одно из твоих любимых блюд, чтобы отпраздновать наше возвращение домой сегодня вечером.

Я тяжело вздыхаю.

— Канье, — предупреждающе говорю я. — Между нами ничего не изменилось. Может, ты и пытаешься вернуться в мою жизнь, но это не потому, что я тебя об этом попросила, — слова резкие, и они жалят, когда слетают с моих губ. Я никогда не была так жестока. Боже, я не хочу быть таким человеком.

— О, детка, мы изменились. Может, не так сильно, как хотелось бы, но пока этого достаточно. Почему бы тебе не принять душ или ванну? Ужин через тридцать минут, — с этими словами Канье идет к грилю и переворачивает стейки.

Я знаю, что нет смысла спорить с ним об этом. Он знает, что я буду стоять на своем. Я знаю, что он будет продолжать давить, и мне просто нужно быть готовой к этим моментам. Чтобы спасти его, я откажусь от того, чего хочу. Со временем он увидит, что я сделала то, что лучше для него.

Противостояние Доновану также нависает надо мной. Я могу не выжить, и это еще одна причина держать дистанцию с Канье.

Этим утром я просыпаюсь в кровати, все еще сытая от вчерашних маринованных стейков. Они были все такими же восхитительными, как я и помнила. Канье и я ели в комфортной для нас тишине, затем мы вместе также молча прибрались на кухне: Канье мыл посуду, а я ее вытирала. Так было и раньше, но в этот раз мы обходились без прикосновений, поцелуев и смеха. Мне казалось, что я почти слышала эхо нашего смеха в тишине. Канье часто поглядывал в мою сторону. Его напряженные взгляды скользили по моей коже, умоляя повернуться к нему и…  И что? Улыбнуться? Быть старой Эмили? Я ушла спать сразу после того, как вытерла последнюю тарелку. Канье закончил умываться и, прислонившись к столешнице, наблюдал за мной. Мне пришлось выйти оттуда. Старое знакомое ощущение тепла нарастало между моих ног. Мое тело вибрировало от потребности в нем.

Сейчас я сижу в грузовике Канье, одетая в джинсовые шорты и белую блузку. Шнурок моей камеры обернут вокруг шеи. Мы с Канье едем в дом Джейка и Лили. Джейк