– Уверена? У меня тут гребенок и грепапа.
– Ты хотела сказать Гроу-папа?
– Я сказала, что хотела.
Имери смеется:
– Ты когда в Мэйстон?
– Думаю, через месяц заскочу.
– Через месяц! Так долго!
– Скоро мы переедем, так что будешь лицезреть мою физиономию гораздо чаще, чем тебе того хочется.
– Твою физиономию я не устану лицезреть никогда. Значит, все уже решено? – Имери не включила видео, но по голосу слышно, что она счастлива.
– Решено.
– У-и-и-и! Я так рада!
А я-то как рада!
Гроу снова ушел в живые постановки – ему это нравится гораздо больше, чем снимать кино, и всем его поклонникам это тоже нравится. После успеха Ильеррской ему предлагали сделать еще и постановку о ней, но он отказался, сказал, что не любит повторяться. С Аираной и Бертхардом тоже не срослось: сначала были косяки со сценарием, а потом он перегорел. Он вообще достаточно быстро перегорает, но с идеями расстается легко, говорит, что если идея ступорится в самом начале, надо ее отпустить и отдать в реализацию кому-то другому.
Как бы там ни было, о Бертхарде и Аиране так и не сделали постановку – видимо, сочли недостаточно перспективной. Этой истории не случилось, зато у Гроу случилось еще два громких спектакля, и, разумеется, оба скандальных. Я делала спецэффекты и к первому и ко второму и честно могу сказать – спецэффекты мне делать проще. Особенно когда я вижу, как мой муж гоняет актеров и что он им говорит.
Когда мы обсуждали переезд в Мэйстон, договорились, что спецэффекты я могу делать откуда угодно, а мэйстонская сцена нравится Гроу больше зингспридской. Не последнюю роль, думаю, играет и его происхождение – климат в Мэйстоне ближе к фервернскому.
– Ладненько. Я так понимаю, вы будете праздновать? – интересуется Имери.
– Да. Собирались.
Гроу сегодня утром сняли таэрран, и мы действительно хотели это отметить. По этому поводу Ленард с Вэйдом и ехали в Мэйстон на выходные, чтобы оставить нас вдвоем.
– Горяченькой вам ночки. – Судя по интонациям, Имери подмигнула, а мне на плечи легли руки мужа.
– Имери, привет, – нисколько не стесняясь вторжения в личное пространство, заявил он.
– Не подслушивай, – фыркнула подруга. – И да, я тебя поздравляю.
– Спасибо.
Мы с Имери попрощались, и я развернулась в руках Гроу.
– Все будет хорошо?
– Разве может быть по-другому?
– Не знаю. У Вэйда может прорваться пламя…
– Он умеет им управлять, Танни. Иногда мне кажется, лучше, чем я сейчас.
В его глазах и правда то и дело вспыхивали зеленые искры (после долгого воздействия таэрран пламя вело себя достаточно резко), и когда его сила касалась моей, меня начинало потряхивать.
– Может, все-таки их отвезем? Хотя бы до телепорта?
– Они вполне могут добраться на флайсе, который я заказал.
– Но…
– А в Мэйстоне их встретят Рон и Янира. Рону же ты доверяешь?
Я прищурилась, оценив подкол.
– Так же, как ты Сибрилле.
Гроу закатил глаза.
У нас с ним было негласное правило: я не упоминаю Сибриллу, он – Рона, хотя это уже давно перешло в разряд шуточек. С Сибриллой мы больше не сталкивались. Она вернулась в Ферверн, записала новый альбом, через год еще один и понеслась дальше на волне популярности. Насколько я знала, она сделала упор на карьеру и с головой ушла в запись песен. После Ильеррской Ритхарсон пела еще для нескольких фервернских постановок, а потом даже для парочки рагранских. Недавно ее пригласил в оперу знаменитый рагранский композитор, точнее, оперу он написал для нее. Что из этого получится, нам еще только предстояло узнать.
– Шучу, – смеюсь я, когда Гроу пытается меня укусить за ухо. – Тс! Там дети!
– И они там будут, пока мы не выставим их за дверь.
– Это звучит ужасно.
– Расслабься, мамочка. Позволь себе отдых первый раз за пять лет.
На самом деле отдых я позволяла себе гораздо чаще исключительно благодаря Гроу. Он умудрялся возвращаться после репетиций и заниматься Вэйдом. Особенно он меня поддержал, когда у нашего маленького чудовища проснулось пламя (читай, он просто подпалил кровать, на которой я с ним играла). У меня тогда случилась истерика: остановить пожар и забрать пламя у ребенка мне было раз плюнуть, тем не менее Гроу я позвонила с бешено колотящимся сердцем, и уже через полчаса он был дома, забив на все. Дальше мы справлялись пластинками и интенсивным обучением, начиная с трех лет. Вэйд развивался так быстро, что мне временами становилось страшно: наделенный истинным пламенем, он управлялся с ним с той же легкостью, что и я.
– От папочки слышу, – сказала я.
И мы вернулись в холл.
Вэйд уже прыгал на месте от нетерпения, и, когда мы проводили их с Ленардом и Бэрри за дверь, в доме стало невыносимо тихо. Настолько тихо, что мне показалось, будто я оглохла.
– Я серьезно, Танни. Расслабься. – Гроу убрал прядь волос мне за ухо.
Темную. С сиреневыми так и не срослось: когда мне уже можно было их делать, перехотелось.
– Я расслабилась, – сказала я, глубоко вздохнув.
– Ленард у нас совершеннолетний. Все будет хорошо.
– Угу.
– Танни, – Гроу покачал головой, – так у нас с тобой ничего не получится.
– А, ты про ужин. Я сейчас переоденусь, и…
– Какой ужин?
– Что, ужина не будет?!
Я посмотрела на него почти обиженно. То есть я предполагала, что мы отправим детей в гости, чтобы поужинать где-то в ресторане, а потом…
– Ужин будет, – неожиданно серьезно сказал Гроу, – но сначала будет сюрприз.
– Сюрприз? – переспрашиваю я.
В том, что Гроу любит сюрпризы, я уже успела убедиться за нашу недолгую совместную жизнь. Пять лет пролетели как один миг, и, наверное, я только сейчас поняла, как мне не хватает нашей безуминки: когда мы просто могли сойти с ума вдвоем, и никто от нас не зависел. Ни маленькое огнедышащее чудо, ни чудо побольше, которое около года назад решило, что может прогуливать уроки «потому что». Словом, я сейчас чувствую, как откатываюсь на пять лет назад и становлюсь той самой Танни, которая могла прыгать на каблуках на танцполе, искренне не признавая эти самые каблуки. А потом – танцевать Гроу приват и ссыпать кубики льда ему в штаны.
Все это так отчетливо проносится в моей голове, что я не выдерживаю и улыбаюсь.
– Мне даже страшно представить, о чем ты подумала, Зажигалка.
Вот это его «Зажигалка» еще больше подхлестывает.
– Потом расскажу, – говорю я, почти касаясь губами его губ, но тут же отстраняюсь. – Я переодеваться. Если надо.
– Мне в принципе не надо, ты очешуенно смотришься в джинсах и моей рубашке.
Ы.
– Значит, все-таки надо, – говорю я.
Медленно отпускаю его взгляд и поднимаюсь по лестнице, чувствуя, как эта самая рубашка обжигает кожу. Хотя, скорее всего, кожу обжигает драконий взгляд и пламя, которое в нем бушует. Это пламя, которое отзывается на мое так же, как мое отзывается на него, заставляет волоски на коже встать дыбом, а меня – чуть
