кабинета, пешком по лестницам поднимаемся на пятый этаж. Встаем в очередь на раздаче. Народ спереди и сзади ничуть не удивлен.

– Как только вступил в должность – тут же отменил все эти спецстоловые и спецателье.

Мезенцев берет салат Оливье, борщ, котлету с пюре, компот из сухофруктов. Я зеркально повторяю его заказ и мы быстро находим столик. Единственная привилегия, которую я замечаю – генералитет обедает в отдельном зале, который символически отделен от основного «шахматной» стенкой с цветами в кашпо.

– Как-то небезопасно все это – я поглядываю по сторонам – Тут слышны застольные разговоры.

– Помещение прослушивается и все об этом знают – отвечает генерал, приступая к салату – Так тренируется дисциплина. Наболтал лишнего…

– …отправляйся проверять прописку у белых медведей – смеюсь я, начиная с борща.

– Вроде того. У нас тут правда шумоподавление стоит – Мезенцев кивнул на потолок.

В генеральской зоне и, правда, над столиками висели слегка гудящие широкие лампы, похожие на вытяжки.

– Так что давай, говори, что у тебя.

Я рассказываю про Москвина, Мезенцев, поглощая салат, внимательно слушает.

– Это даже любопытно будет поиграть – резюмирует он – Кто-то под меня роет, да еще так топорно. Проверяют реакцию. Пока повременим давать по ушам, повстречайся с этим лейтенантом.

– А что ему рассказывать? – я отставляю пустую тарелку из-под первого и принимаюсь за оливье.

– Что я тебе скажу. Подкинем им пару «уток», посмотрим, где в ЦК или бери выше – в Политбюро – это всплывет. Вот не верю я, что все это личная инициатива Москвина…

Мн-да… Вот тебе и должок. Но деваться некуда – Марине я пообещал прилюдно решить вопрос.

Кратко пересказываю ему вчерашний разговор о письмах в защиту Бродского. Вношу свое предложение освободить его по-тихому и передать на поруки Союзу писателей.

– Федина беру на себя.

– Если бы ты знал, Леша, как не хочется лезть во все это… – Мезенцев тяжело вздыхает, пьет, морщась, компот. Потом все-таки берет письмо в руки, быстро проглядывает.

– Но ведь надо, никуда не денешься – дожимаю я генерала.

– Надо. Но ты же не дурак, должен понимать, что сталинские репрессии интеллигенция все равно советской власти никогда не простит. По крайней мере – не это ее поколение. Потому что чисто по-человечески невозможно простить те несправедливость, унижения и бесцельную смерть своих близких.

– Но не одни же они пострадали от репрессий? И военным досталось, и крестьянам.

– Военных потом война выкосила, а родственники репрессированного комсостава считай та же интеллигенция. У крестьян же нет реальной возможности отомстить власти. А у интеллигенции есть, и желание поквитаться с ней никуда не пропало. Самым ядовитым источником конфликта является обида и уязвленное достоинство человека.

Некоторое время мы молча едим. Потом Мезенцев продолжает:

– Но если этих товарищей вовремя не нейтрализовать, они ведь так нам всю страну развалят, и никакие реформы ее не спасут. Можно сколько угодно проводить спецопераций за рубежом, а эти все равно будут раскачивать лодку и гадить исподтишка. Помнишь, как Ленин презрительно отзывался об интеллигенции? Вот то-то…

Мы доедаем второе, допиваем компот.

– Ты же в курсе, что Ильичев с Сусловым постоянно стравливают Хрущева с поэтами и писателями? Причем оба уцелели в недавней чистке. Один в ЦК, другой в Политбюро сидит, интриги строят.

– А зачем они стравливали?

– Ну, у этих задача такая была – расчистить дорогу для Брежнева. Хрущев плохой, самодур. А Брежнев хороший – при нем, мол, все будет прекрасно. На это и расчет был.

– Так может надо уговорить Никиту Сергеевича помириться с интеллигенцией? Пора вернутся к прежним отношениям, пока они от страха еще чего не натворили. Отпустить Бродского – первый шаг к такому примирению.

– Может и стоит.

Мезенцев задумчиво постукивает пальцами по столу, погрузившись в свои думы.

– Да… задал ты задачку, Алексей. И тянуть с этим Бродским нельзя и связываться со «старичками» пока не хочется.

– А давайте все представим так, что у нас есть донесения от наших агентов на Западе, что ЦРУ разработало операцию по дискредитации СССР на основе дела Бродского и других диссидентов от культуры – тут я заранее забрасываю удочку насчет Синявского с Даниэлем – Чтобы отвлечь мировую общественность от событий во Вьетнаме. Вы же понимаете, что США готовятся развязать там полномасштабную войну?

– Это ты сам додумался до такого?

– Так ясно же к чему там дело идет, газеты читаю. В ноябре пройдут выборы в США, 100 % победит Линдон Джонсон, он дождется инаугурации – и вперед! А Конгресс уже развязал ему руки своей Тонкинской резолюцией.

– Я бы не был так в этом уверен.

– И зря. Попомните мои слова: именно так все и произойдет, США ввяжутся в эту войну, и крайний срок этому – весна.

– Возможно, но не обязательно.

Недоверчивость шефа понятна – пока все вмешательство США ограничивается лишь военными советниками и патрулированием Тонкинского залива эсминцами, а Джонсон усердно изображает из себя миротворца. Но я-то уже хорошо знаю, чем это закончится. И ЦРУ действительно будет проводить операции, отвлекающие прогрессивную общественность от войны во Вьетнаме. И там уже все сгодятся – и Синявский с Даниэлем, и Бродский, и много кто еще.

– Ладно, я понял, что мы должны сыграть на опережение. Посоветуюсь с Никитой Сергеевичем, как нам это достойно провернуть, чтобы не выглядело уступкой его защитникам. Отступать ведь тоже надо уметь красиво.

С чувством выполненного долга я прощаюсь и выхожу из столовой. Теперь мне в Союз Писателей, нужно и там почву «удобрить».

* * *

У большого желтого особняка с надписью «охраняется государством» было все так же многолюдно. Загорелые авторы вернулись из отпусков и потянулись в центр писательской жизни страны. С трудом протиснувшись между двумя серыми Волгами, я взглянул на памятник Толстому, тяжело вздохнул и вошел внутрь. На лице пожилой вахтерши появилась сосредоточенность. Узнает? Нет, без бороды не узнала.

– Ваш писательский билет?

Я достаю красную книжечку, который всего полтора месяца, гордо показываю.

– Ох ты боже мой, какой молоденький – улыбается женщина – И уже писатель!

– «Город не должен умереть». Во всех книжных магазинах страны.

На нас оглядываются, я вижу улыбки на лицах коллег, спешащих по своим делам.

– Ну заходи – усмехается вахтерша, потом лицо ее становится серьезным – Это правда, что фашисты хотели взорвать Краков?

– Истинная правда.

– Ох, побольше бы таких книг – вздыхает женщина – А то забывать начали.

Я благодарно киваю, начинаю подниматься по лестнице на знакомый этаж. Тут мы с Викой встретились с Шолоховым, а он нас познакомил с главой Союза писателей Фединым.

Приемная Константина Александровича пуста, секретарша качает головой:

– Сегодня не приемный день, приходи завтра… Хотя подожди – девушка присматривается внимательно ко мне – Ты же Русин! Извини, без бороды не узнала. Тебя разыскивали, минутку.

Секретарша исчезает за дверью кабинета, через минуту появляется сам Федин. Литературный чиновник одет в строгий темный

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату