Рентон дует на свою чашку чая:
— Это был наш старый друг Больной. Я думаю, он решил, что мне нужен больший финансовый удар. Он делал одолжение тебе и подлянку мне. Мы с Майки не ладили с самого начала. Трахнул пташку, которая нравилась ему, — он улыбается от воспоминаний.
Звучит достаточно правдоподобно. Все в жизни рушится маленькими неразумными завистями и тупыми импульсами. Тебе нужно контролировать этих уебков или они уничтожат тебя. Вот, что лучше всего делать — и все политики и бизнесмены так делают — наебывать людей, с которыми у тебя нет реальной связи.
Рентон осматривает студию.
— Я в неправильной игре. Все эти годы в музыке без таланта к этому.
— Талант слишком, слишком переоценен, друг. Своевременность. И, в основном, удача, немного интуиции и смекалки. — Я показываю на него. — И, блять, спасибо, что у тебя это есть. Я тебе сильно должен. Тот уебок сделал бы моих малышей сиротами.
— Я думаю, что мы квиты, — наконец-то он улыбается.
Я протягиваю руку:
— Тогда квиты.
Он нахально улыбается, что напоминает мне, как он выглядел ребенком.
— И ты всегда был хорош в искусстве, в школе, до того, как ты ее бросил!
— Это был единственный предмет, который было жалко бросать, — я приглушаю голос, потому что слышу, как Мел разговаривает с малышами. — Лучшие вагины были там.
— Они все еще составляют двадцать пять процентов моего материала для дрочки, — ухмыляется он.
— Мало.
— Я работал в клубах годами.
Мы оба просто смеемся, как тогда, когда возвращались из школы. Вниз по Дьюк Стрит, вдоль Джанкшн Стрит, направляясь к Форту, подъебывая друг друга, просто болтая о тупом дерьме.
— Знаешь, что самое смешное? Мы настолько богаты сейчас, что деньги никогда не встанут снова между нами.
Наверное из-за нервов, но Рентон начинает ржать, как ебаный псих. Я присоединяюсь к нему. Потом он неожиданно становится серьезным:
— Я хочу, чтобы ты приехал в Лос-Анджелес, хочу познакомить тебя кое с кем.
Хуй его знает с кем, но это меньшее, что я могу сделать.
— Забились.
40. Больной — арестЕда съедена в неестественных обстоятельствах, но работа сделана. Юэн, надеюсь, снова изолирован от Карлотты. Это было только первой фазой — затем подонок навсегда вылетит из моей семьи. Этот город слишком мал для нас двоих! Потом мы с Марианной отправляемся в отель праздновать и я онлайн.
Я думаю, будет очень не умно пригласить Джилл помочь нам с Марианной отпраздновать нашу любовь. Из-за рождественской истории. Лучше всего оставлять эти аксессуары для бизнеса. Жасмин, к сожалению, кажется, исчезла. Я даже почти собрался позвонить Сайму, чтобы сделал одолжение, но держусь подальше от этого мешка с дерьмом. Вместо этого я нахожу подражателей «Коллег» и глазею на их приложение. Мое предпочтение уходит африканской принцессе, черной, как уголь, или как перья вороны, темнокожая цыганка, чтобы контрастировать со скандинаво-нацистской кожей Марианны. Она смотрит через мое плечо и корчит мину:
— Почему мы не можем позвать парня? Я хочу, чтобы меня имел ты и другой парень! Хочу необрезанный хуй, с большой, красной, разрывной вишенкой.
Я чувствую, как мои брови морщатся в отвращении и опускаю телефон:
— Но, ласточка, я ненавижу мужчин. Не могу смотреть на голое тело другого мужчины без тошноты. Еле могу разговаривать с ними, — настаиваю я. Ужасное видение Рентона, ебущего мою будущую жену, врезалось в мой разум.
— Может, тебе нужно быть менее чувствительным. Ну давай закажем парня!
Я вытряхиваю этого Рыжего Предательского Ублюдка из своей головы.
— Не сработает, дорогая. Я пытался объяснить тебе это все эти годы. Однажды я пошел на оргию и получил потные яйца и волосатую жопу в лицо. Слишком травмирующий опыт, и это я не очень брезгливый, — объясняю и, содрогаясь, вспоминаю ужасный инцидент. — Я пиздец завидую тебе, всегда хотел быть бисексуалом.
— Я не бисексуалка, — возражает она.
— Ну, тогда как ты предпочитаешь, «женщина, которая знает, как отполировать клитор другой женщине»?
— Я не люблю ярлыки, — говорит она, а потом командует, — соси мой клитор.
— Попробуй остановить меня, детка, просто попробуй, — улыбаюсь я, — но только после того, как я выберу девушку, — и киваю на телефон.
Закатив глаза, Марианна берет айфон из моих рук, просматривает профили. Она останавливается на Лили, блондинке, которая похожа на молодую версию ее самой. Ебаный нарциссизм повсюду. Не самый лучший контраст, и я подчеркиваю необходимость визуального разнообразия, но она начинает нервничать и я решаю, что лучше не давить. Звоню в агентство; Лили прибудет в отель через час.
Я приступаю к работе. Марианна кончает несколько раз, я применяю пальцы, язык, член и, самое главное, речь, которая заставит краснеть даже сексуального преступника перед смертной казнью. Ебать ее все эти годы — как читать собрание сочинений Уильяма Шекспира, которое я заказал много лет назад: находишь новое каждый раз, когда читаешь книгу. Она — энергичный противник, но я трахаю ее до дурманящей усталости, до того момента, когда приходит шлюха. Я позаботился о том, чтобы не спустить, это — всего лишь закуска перед главным блюдом дня.
Лили заходит. Я немного подавлен, так как ее фотографии льстят ей. Прям экстремально льстят. Мы проходим через быстрые банальности, прежде, чем приступить к делу. У Лили есть здоровенный страпон, который она засунула в жопу Марианны — та сидела на краю кровати. Я встаю в похожую позицию перед Марианной, для того, чтобы принять смазанный дилдо моей невесты в свою дырку. Он заходит с медленным облегчением — это будто срешь в обратную сторону. Марианна кричит, пока основание девайса трется об ее клитор, будто безумный итальянский официант на спидах с перечницей. Чувствую, как моя душа слезится, пока Марианна вздыхает и кричит:
— Это мой мальчик, принимает прямо в... сучий пидор, за которого я, блять, выйду замуж...
Я двигаю бедрами и пытаюсь вместить еще больше дилдо, пока смотрю на все это в зеркало и выпиваю безумный взгляд Марианны и безразличное отчуждение Лили (это моя инициатива — такая установка). В это же время я надрачиваю свой смазанный член длинными поглаживаниями, чувствуя, как напряжение стойко накапливается, как у «Хибс» в последнем голе «Рейнджерам» на Кубке. Думаю: вот какова будет женатая жизнь, когда открывается дверь и ебаная уборщица...
Ебать, это не ебаные уборщицы...
Вечеринка буквально крошится, когда два мужчины врываются, показывая удостоверения. Они одеты в дерьмовую полицейскую одежду, на лицах — выражение тупого, грубого требования. Они останавливаются, пока пытаются