Нет... просто дыши...

— Мел права, Франко, — говорит Рентс, — подумай о жизни бывшего полицейского в тюрьме: его будут ебать в жопу без смазки ежедневно. Он попадет в место, которое страшнее, чем смерть, Франко!

Мел смотрит на Рентса неясным укоряющим взглядом, пока я делаю вдох:

— Ты всегда знал, как найти подход ко мне, — говорю я ему, подхожу к стонущему телу Хэмми, замахиваюсь ногой и выбиваю три зуба уебку одним ударом.

— ДЖИМ, НЕТ! — кричит Мел.

— Прости, — я отхожу, кивая ей и Рентону, — значит, тогда ебаные полицейские, — и кладу руки на дрожащие плечи Мел. — Я знаю, что это примитивно, но он не мог трогать тебя и не получить от меня. Никогда такого не случится.

— Хватит, — командует она.

— Конечно.

Рентон сразу соединяют с 911:

— Здравствуйте, я бы хотел сообщить о проникновении в дом, похищении, нападении и покушении на жизнь.

Потом Мел звонит адвокату, парню, у которого запись разговора — он в курсе дел. Умный шаг. Мы сидим, Хэмми закован в свои же наручники, лежит на полу, кровь стекает с лица на бетон. Видимая сторона деформированая и темно-красная, оба его глаза — красные опухшие пузыри. Да, Рентон, блять, неплохо уделал пизду. Умеет работать локтями. Этот стиль помог бы нам в молодости. Все равно честная игра, лучше поздно, чем никогда. Я завидую уебку за каждый ебаный удар, который он сделал. Моя бы воля — поработал бы над ним с инструментами, пока от него ничего бы не осталось.

Адвокат прибывает за минуту до полиции и первое, что он делает — следит за тем, чтобы они увели уебка из дома. Мудила Хэмми Хомяк уходит спокойно, в шоке, бормоча себе под нос. В основном с полицейскими разговаривает Мел. Я просто сижу и отвечаю, когда ко мне обращаются. Рассказываю им, что он одержим ей, и ему казалось, что я — серийный убийца.

— Абсолютно странные вещи, — говорю я им, думая о Иене, плохом парне в мире шотландского искусства, который в Ньютауне ответил бы то же самое в такой ситуации. Я иногда вдыхаю и вежлив, как хуй, с этими уебками. Если у тебя отсутствуют инстинкты, ты учишься действовать против здравого смысла, делая противоположное тому, что чувствуешь. Мел и Рентон пиздец правдоподобны. Он всегда был умным уебком. У него тон менеджера, будто он все контролирует, и всякое такое дерьмо. Адвокат сидит, сосредоточенно смотрит, иногда кивает, но ничего не говорит, но я знаю, что он тут просто для того, чтобы проследить, что полиция играет по правилам и не переступает черту.

Когда полицейские уезжают, адвокат дает указания по дальнейшим действиям прежде, чем уйти, а потом Мел идет проверить малышей, которые проспали все насилие, но проснулись от сирен полицейских. Как будто, блять, это очень было нужно, особенно, когда мы позаботились о мудиле!

Мы с Рентоном остаемся в гостиной. Я отвожу его на кухню и делаю ему чашку чая.

— В доме нет алкоголя, — говорю я ему, когда он корчит мину. — Так что произошло?

— Они не могут выебываться с юной командой Лита, друг, — говорит он полусмеясь, кости его лица видны в лунном свете, который просачивается через окно. Всегда был худой пиздой.

Я немного смеюсь над этим, пока наливаю чай в подарочную чашку «Хибс», подарок Терри:

— Я не понимаю, что привело тебя сюда?

— Ты не поверишь, — улыбается он, — но я приехал сюда ругаться с тобой из-за денег. Собирался даже драться за них! Сейчас это кажется бессмысленным.

— Сейчас ты бы, блять, меня уделал, друг, — смеюсь я, делая еще один глоток чая. — Насилие просто больше не про меня. Это не приводило меня никуда, кроме тюрьмы. Но когда ты стал таким редким уебком!

— Это благодаря тебе, — говорит Рентон, его хитрые глаза горят. — Практиковался, ожидая тебя. Но этот уебок попался мне под руку раньше.

— Ну, блять, хорошо, что все так случилось. Пойдем со мной, — я беру чашку и чайник с собой. Мы возвращаемся в студию, к моему столу, где я оставил все. И достаю конверт. Это его деньги, пятнадцать тысяч, все еще в английских купюрах. — Собирался их тебе вернуть, — говорю я ему, хотя это не до конца правда. Факт в том, что они лежали бы у меня в столе вечно, напоминая мне, что есть и другой путь расквитаться с умниками. — Просто хотел подержать их кое-какое время, научить тебя уроку о кидалове друзей. Как это ощущается?

— Спасибо, — он берет конверт и бьет им себя по бедру. — Поможет мне немного. Это значит многое для меня. И, да, урок выучен, — говорит он.

Я понимаю, что был груб с уебком, вычищая его с «Главами Лита», он много заплатил за них. И предполагаю, что он и правда просто хотел сделать правильное дело, даже если мне не понравился его метод.

— Хорошо, потому что я нашел покупателя, который заинтересован в «Главах Лита». Если тебе интересно их продать.

— Серьезно?

— Один из моих постоянных коллекционеров. Парня зовут Виллиерс. Очень богатый. Если хочешь продать, я помогу тебе получить то, что ты заплатил, плюс двадцать пять процентов сверху.

— Я продам, — говорит уебок очень, блять, быстро, а потом добавляет, — без обид к твоей работе, Фрэнк, но мне очень нужны деньги. Но я не понимаю...

— Зачем так много платить за кучу дерьма, которую я просто вылил и даже без моего фирменного уродства?

Рентон смотрит на меня не долго, поднимает чашку, делает глоток.

— Ну да.

Я немного смеюсь над этим с уебком:

— Ты не понимаешь, как работает искусство, друг. Оно стоит ровно столько, сколько люди готовы заплатить. То, что ты заплатил за него — подняло его в цене. К тому же, ты победил уебка, которому не нравится проигрывать. Никогда.

— Почему он не выиграл?

Я налил еще чая в чашку.

— Он проинструктировал своего агента на определенную сумму, думая, как любая друга пизда, что ставки будут низкими, очень низкими. Потом появляешься ты и обыгрываешь всех уебков. У агента, этого мудака, который делал ставки против тебя, были проблемы с телефоном, когда ударили молотком.

— И он бы заплатил...

— Это выебало ему голову, потому что он даже не знал, кто ты. Никакого присутствия в социальных сетях, — я сажусь на верстак. — Он, наверное, думал, что ты