Но он уже продал машину, гараж и дачу. На какое-то время денег хватит, ведь он и с работы уволился. Как он мог продолжать работать?
Тебе стоит знать, что он не совсем нормален. Да что там, он совершенно безумен. Всю жизнь он был немножко инертным, скорее ведомый, чем лидер; теперь он растерян, он загнан в угол, он раздавлен. С другой стороны, безумен или нет, при всех своих сдвигах психики, он же как-то держится до сих пор. Если это можно так назвать.
На столе в маленькой комнате лежит книга. Строго говоря, это не книга, а обычная общая тетрадь с листами на спирали. Но у нее есть название: "Практика Чарльза Дарвина". С месяц назад он сам вывел заголовок на титульном листе. Иногда делает какие-то записи, словно ведет дневник или пишет письмо. Или книгу. Но это не то, не другое и не третье. Чаще всего это просто бред, выплеснутый на бумагу. Его личный кошмар.
Сейчас, после долгого и трудного пути домой, в тишине и пустоте своей чужой квартиры, он садится за стол, включает настольную лампу, открывает тетрадь, перелистывает, сидит неподвижно, потом пишет: "Каменева, ты сука". И ниже: "Я должен услышать, что она сама скажет".
Первая запись в его "книге" такая: "Мутации происходят случайным образом, но эволюция не случайна и имеет своей целью наилучшую приспособляемость, направленную на выживание видов. Старик Дарвин был прав. Что-то движется все время, природа слепо перебирает варианты, пробует, отбрасывает, снова пробует- все это абсолютно хаотично, но, при всем, не выходя из некоего русла, следуя определенным вектором. И на любом этапе неизвестно, кто выживет, а кто нет. И куда деваются те, кто оказался отброшен? Почему они просто исчезают? Кто их изымает из мироздания? И где их искать? Что мне делать?"
Теперь он и сам не может вспомнить, почему прицепился именно к Дарвину и какими путями двигалась его мысль, когда решил записывать все происходящее. Позже он выразил свои сомнения: "Причем здесь Дарвин? Разве это эволюция? Может, квантовая физика даст ответ? Параллельные вселенные существуют? Черт, откуда я знаю!? Мне нужно искать что-то конкретное. Я, кажется, догадываюсь, где".
И далее: "Ходил к ним. И в самые первые дни тоже, не знаю, сколько раз. Это что, шутка? Никого не застал. Допускаю, что адрес может быть совсем другим, но все равно нужно убедиться. Поищу в сети... Она существует. Не так уж сложно было найти. Сначала отчаялся, а потом вспомнил девичью фамилию. Вот как... А его нигде нет, вообще нигде. У меня плохое предчувствие. Попробую обойтись без интернета. Нужно проверить газеты за тот год- что если моя догадка верна? Я боюсь".
Некоторое время спустя появилась такая запись: "Результаты поиска: "Семьи Федоровых, Каримовых и Каменевых выражают глубокие соболезнования семье Томиловых всвязи с безвременной кончиной любимого сына Виктора. Скорбим вместе с вами." Черт, черт, черт! Как же так!? Как ты мог! Восемьдесят третий год! Будь ты проклят! Будьте вы все прокляты!"
Последующие записи становились все более бессвязными, отрывочными и бредовыми.
Есть у него один друг, с которым он не виделся почти два месяца. С ним все в порядке, насколько он знает. Но в тот последний раз, когда они виделись, Валерий так и не смог открыться. Хотел, но передумал в итоге. Смотрел на его жизнь, слушал его истории, и все больше поражался дикости, невозможности происходящего. Так и не стал ничего рассказывать, прекрасно понимая, что, в сложившихся обстоятельствах, ему прямая дорога- в психушку. Нет, друг, конечно, не сдаст, но и видеть недоумение и страх в его глазах было бы невыносимо.
Недавно друг звонил.
-Ну здоровенько.
-Привет.
-И где ты пропал?
-Да, дела, понимаешь. Дела. Закрутился.
-А позвонить? Я тебе звонил, ты не брал.
-Что-то не помню. Я...
-Ладно, слушай, у тебя на субботу какие планы?
-А что?
-Да, бляха- муха, в гости тебя хочу зазвать! Какое число будет, помнишь?
- Какое?.. О! О, черт!
-Ага. Приходи. Ксюха нам такой стол организует.
-Миха, я... мне тут уехать нужно срочно. Никак не смогу.
-Вот это номер! И куда? Зачем?
-Ну... в командировку отправляют. Прости, никак.
-Вообще обида! Я-то настроился. Ладно, чего уж... Сам-то как?
-Да ничего, потихоньку.
-Что-то голос у тебя мертвенький. Спал?
-Да нет, я тут...
-Ну ты звони, что ли, не теряйся.
-Хорошо...
Он почти нажимает на завершение вызова, почти обрывает разговор, который его тяготит, но вдруг, подчиняясь мгновенному импульсу, спрашивает:
-Миха, а ты помнишь как обещал валяться на площади пьяным, в своем лучшем костюме, когда у меня ребенок родится?
-Ого ты вспомнил! Обещание в силе. Честно говоря, я запарился ждать. Ты что, бабу нашел? Беременную? Или сразу с готовыми детьми?
-Это... мне бежать надо, давай потом созвонимся.
-Нихрена не понял. Ладно, пока.
-Да, пока...
Он почти швыряет от себя телефон. Его трясет. Ты же валялся, думает он. Орали под окнами, потом валялся. Было весело. Даже милиция- тогда еще милиция- не тронула.
Нет, это не должно его удивлять, и не удивляет,- это всего лишь еще один ножевой удар в сердце. Он прямо- таки чувствует как все это копится в нем- капля за каплей- и уже почти готово выплеснуться. Во что- нибудь страшное. Он даже боится представить, чем это может обернуться. Определенно, он потенциальный клиент психушки. В этой жизни- вне всякого сомнения, даже без разговоров. Какая разница, свихнулся он или мир вокруг него? В любом случае, долго ему не выдержать. Что касается его, он думает, что пока еще не перешел эту грань настоящего распада. В своем мире он нормален, даже если любой скажет иначе. Можешь согласиться с ним или нет. Все зависит от точки зрения.
И вот он пишет сейчас: "...что она сама скажет. Конечно, она меня не знает. Не могу подойти просто так- что
