Он был легок и невероятно прыгуч. Но я не давал ему продыху, успевая наносить удар за ударом. Дрался на выгорающем запасе Силы, хлеставшей из меня наружу, как из пробитой плотины. Тянул себе мышцы и жилы неимоверным напряжением, но успевал, успевал загонять его в угол! Гнев выметнулся за моей спиной ядавито-огненным шлейфом, белым маревом. Потом я жестоко поплачусь за это и слягу не меньше, чем на неделю. Плевать! Свет раскаленной волной ярости выжигал меня изнутри. Чтоб ты сгорел, чешуйчатая тварь!
Древко алебарды, наконец, сломалось под ударом черной стали Ловца Душ. Лорэт Алден присел по-птичьи, шатаясь от слабости — и впервые в его глазах промелькнуло что-то, похожее на чувство. Удивление? Досада? Просьба о пощаде?
Меч с заливистым воем обрушился на гребнистую голову Лорэт Алден, расколов ее. Легкая, почти незаметная дымка души обвилась по всей длине клинка, чтобы впитаться в металл, но мне было все равно. Отшвырнув от себя труп, я смотрел, как пируют Жнецы. И никто уже не мешал им, потому что бой окончен. Лишившись своего повелителя, выжившие алден мгновенно сложили оружие и все как один опустились в позу повиновения, поджав длинные лапы и коснувшись руками земли. Они не сопротивлялись, когда измотанные люди и птицы добивали их, и молча уходили, если их гнали прочь. Более они не посмеют задержаться и скоро уйдут обратно на Акрей через свои «червоточины».
Жнецы же пожирали то, что оставалось.
Мне и это было все равно. Еле держась на ногах, я нес к шатрам лекарей холодное бездыханное тело сына. Крылья за спиной разлетелись зыбкими клочьями белого дыма, оставив мне лишь опустошение и слабость. Теперь предстояло самому идти за ним на Грань.
Подошел Дим, весь в крови с ног до головы. Получив искру и став кхаэлем, он сделался еще огромнее, чем был. Молча взвалил на плечо тело Рея, другой лапой сгреб меня поперек туловища и поволок за собой обоих, ворча в усы. И наплевать ему было, что я во много раз его старше.
— Несчастье мое, недоразумения божьи, дети малые. Взять бы да выпороть хорошенько, что одного, что второго, да жалко! Неровен час окочуритесь оба, едрить вас веником… Когда научитесь думать своими мозгами, куда надо лазить, куда нет? Я что, всю жизнь до костра погребального вас на себе таскать должен? Докатился, на старости лет нянькой у бессмертных хожу!
То, что он сам с недавнего времени такой же долгожитель, как я или Рейнан, его волновало мало.
— Дим… — устало прохрипел я сорванным горлом. — Меч потом забери…
Кузнец ни слова не сказал в ответ, но через Узы отчетливо донеслось, кем он меня считает, и куда мне следует идти вместе с распоряжениями. Знатно он меня тогда послал, надо заметить. Далеко.
Нет, я не заснул и не свалился в обморок ни по дороге до лагеря, ни потом. Я взялся отогревать и звать назад Рея. Он все глубже падал на Ту сторону, и душа его постепенно выгорала в мертвом холоде, растрачивая свой огонь. Устроив его на теплой лежанке возле походной печки, я лег рядом и, стараясь согреть своим Светом, отправился за ним в долгий полет.
Огонь в печурке плясал и бился, словно хотел выпрыгнуть из ее нутра, за войлочными стенами шатра ходил кругами взволнованный Димхольд. Ему очень хотелось хоть чем-то помочь, но на страже у входа безмолвной статуей восседал так и не снявший доспехов Янос. Посему моей Опоре Земли оставалось только выплескивать распиравшие его чувства единственным возможным образом: вполголоса браниться, да так, что позавидовали бы любые портовые грузчики.
— Что ж ты натворил, чадо неразумное, — вздохнул я, крепче прижимая к себе холодное, как ледышка, тело. — Я слишком долго тебя искал, чтобы ты в один момент все разрушил своей глупостью.
У посиневших губ не было слышно даже тени дыхания, жилка на шее билась так редко и незаметно, что можно было подумать, будто Рей мертв. Я поспешно, положив его голову себе на локоть, и прикрыв глаза, погрузился в иную реальность.
Внутренним зрением под закрытыми веками видел я сухие черно-серые просторы мира мертвых, где скитаются души, отказавшиеся от перерождения на Колесе Судьбы. Пылающий белый костер моей силы раздвигал и выжигал клубы плотного тумана, отпугивал хищных тварей. Крылья несли вперед, постепенно приближая к цели — маленькой беспомощной фигурке, уносимой прочь холодным потоком. Облик Рея дрожал и менялся, мальчик метался между ипостасями и никак не мог одолеть липкий, удушающий страх. Налетев и поймав почти совсем окоченевшую душу, я развернулся и помчался назад, продираясь сквозь разом озверевшую мглу.
Если бы мне знать тогда, что в душу моего сына впился мертвый дух одного из его предков-даэйров, совершенно обезумевший от долгого блуждания на Грани. Рэолеорн Антрацит Ночное Сердце, герой самой первой из древних войн между птицами и ящерами, самый знаменитый вояка в череде Хранителей Смерти. Он слился с Рейнаном, заполнил собой выжженные дыры в юной душе, навсегда покалеченной миром мертвых, и до поры затаился.
Мальчика удалось вернуть с большим трудом. Всю дорогу до Ареи-Калэн Мортан Рейнан пролежал оглохший и онемевший, безучастный ко всему, что его окружало. Молодой сильный даэйр на глазах превращался в иссушенный скелет. Его терзал озноб, и не помогало ни лекарское искусство Яноса, ни моя сила, которую я вливал в истощенное тело полноводной рекой. Лишь иногда уснувший разум отзывался на мое присутствие, и тогда удавалось хотя бы накормить парня.
И, сидя над ним, я вспоминал второго. Того, которому повезло гореть Пламенем и обладать лишь отголоском серебряной дымки, красивого теплого мальчика, который взялся ниоткуда и должен был стать кем-то иным, которому… повезло. Просто повезло чкть больше, чем моему темному сокровищу.[1]
По возвращении домой я держал Рея подле себя день и ночь, отпуская, простите, только по естественной надобности. Грел во сне, оборачиваясь звериной кошачьей ипостасью, кормил чуть ли не с рук. Он жался ко мне, точно брошенный звереныш, частенько садился у ног и клал голову на колени, молча прося ласки. Молча. При его обычной
