Взвесь постепенно начала оседать, позволив Киллиану, который на несколько минут потерял обзор, рассмотреть окружающую обстановку. Людей в комнате прибыло. К капитану Дево и конвоирам прибавился ещё один малоприятный субъект. По — видимому, это и был тот самый Мозгун, которого толстяк вызвал по голосовой связи. Новый член свиты капитана самим своим внешним видом оправдывал данное ему прозвище: на голове немолодого мужчины почти не осталось свободного места; череп был испещрён десятками имплантированных прямо в мозг вставок. Из редких просветов, не занятых врощенным в кость псевдопластиком, торчали сальные белые волосы. На шее был закреплён странный аппарат, больше всего походивший на дыхательную маску. Отличался он от нее лишь тем, что от того места, где аппарат подходил к лицу, вперед выступали постоянно вибрирующие механические щупальца. С десяток вертких, как змеи, металлических трубочек выполнял совершенно очевидную функцию. Щупальца на "наморднике" заменяли Мозгуну отсутствующие руки. Нет, мужчина не был лишён рук каким — то изуверским путем. Верхние конечности у него наличествовали, но в каком — то усеченном, зачаточном состоянии. Крошечные руки, едва виднелись под замызганным халатом, в который был одет Мозгун.
Дево откинулся на спинку кресла и принялся вертеть в руках огромный нож, который секундой ранее он выудил из лона стола. Капитан «Гулу» уставился на Мозгуну, принявшегося копаться своей имплантированной конечностью в обшивке «Регула».
— Ущербный, отключи вначале моторику, чтобы наш друг не брыкался. Эти зверские рожи мне уже порядком опостылели.
«Зверские рожи» в составе шести человек молниеносно понурили взор. Никто не хотел гневить босса. Как только чудаковатый механик, изо рта которого постоянно вылетали ясные только ему одному звуки, показал капитану, что броня не активна, конвоиры, не оборачиваясь к вожаку спиной, вышли из рубки. Дево тут же ухмыльнулся:
— Видишь, мальчик, что делает хорошая дрессура? Бегают как угорелые — все, чтобы порадовать папочку. Папочка может рассердиться, а может и отблагодарить их, — толстяк смотрел в зеркальный шлем брони, словно никакого забрала и не было, словно он видел Киллиан. Видел страх в его глазах. С наслаждением впитывал его панику.
Сивар продолжал молчать. Взвесь внутри «Регула» уже осела, но вот запах… Запах остался, и топазцу стоило немалых усилий, не подавать виду и скрывать свои трудности от Дево. Капитан «Гулу» не должен был почуять неладное.
— Может, все же выберешься и не будешь заставлять старого человека ждать?
Мозгун на секунду поднял голову — ему показалось, что хозяин говорил о нем.
— Чудище, работай, я про себя, — Дево хохотнул и придвинулся к столу, облокотившись на него руками. Толстяк продолжал крутить нож, — ты подумай, малец. Сдашь второго, а я тебя отблагодарю. Будешь, как сыр в масле кататься. Ну, правда, есть у нас с ребятами, так сказать, гастрономические пристрастия, и тебе их не избежать. Но ведь это такая мелочь, по сравнению с ожидающей тебя жизнью, а лучше сказать с тем, во что я могу превратить твое дальнейшее существование. Ты, вроде, симпатичный малый. Знаешь ли, у нас на борту девок не то чтобы много, так что сам подумай, что с тобой может сделать толпа голодных до свежей плоти мужиков, у которых тестостерон капает изо всех дырок.
Толстяк ухмыльнулся скабрезности и продолжил:
— Ноготочки мы тебе повыдерем, чтобы ты не царапался. И с зубками придется попрощаться… Сам понимаешь. Вдруг ты будешь неблагоразумен… Станешь любимой подстилкой моих ребят, — Дево стучал пальцами правой руки о стол, держа нож в левой, и продолжал ухмыляться, пытаясь разглядеть лицо Киллиана за забралом. Монолог капитана «Гулу» заставил топазца забыть про вонь внутри «Регула». Он сидел, словно кролик перед удавом, не смея даже пошевелиться. Картины нелицеприятного будущего стали формироваться у него в сознании, стали брать верх над решительностью и смелостью, которые выступали хрупкой стеной, отделявшей сознание Сивара от паники. Дево не шутил и не сгущал краски, он с холодом и прямотой палача предсказывал судьбу своей очередной — не первой и даже не десятой — жертвы.
Киллиан, узнав очередного сильного мира сего, поразился одной отличительной черте, которая выделяла всех без исключения представителей высшей касты человечества: мораль и честь — понятия, которые во все времена пытались прививать людям их родители и учителя — напрочь отсутствовали у индивидов, которые управляли массами. Благородство и честь у этих людей заменила страсть к исполнению своих собственных желаний и прихотей. Сивар вспомнил речь Миноса, гремевшую над его головой перед самым входом в Лабиринт, и поймал себя на мысли: «Как же Минос и Рэйтор Дево похожи.»
Оба упиваются своей властью над людьми. Власть пьянит, власть развращает, власть выводит наружу низменные желания. Минос гнал людей на убой, потакая нескончаемой темной похоти своего сына. Дево же извращал людей, оказавшихся на борту «Гулу», с помощью другого табу, даже подумать о котором было дико людям, вступившим в космическую эру. Каннибализм — отголосок дремучего прошлого, всплыл из небытия, подпитываемый вседозволенностью власти и обернулся нескончаемым потоком людских жертв, которые Дево приносил не сколько ради утоления голода, сколько для вовлечения людей в свой круг, свою свиту. Человек, познавший вкус своего сородича, прошедший через обязательный для всех жителей «Гулу» ритуал, никогда бы не посмел бежать с этого корабля, осознавая тяжесть своего поступка.
Ворох мыслей о том, что он навечно может стать рабом — не физически, а духовно — подстегнул Киллиана. Страх и образы будущего, воцарившиеся в сознании мемора, сгинули, скрытые стеной из решимости стоять на своем. Решимости, которую почти сразу же придется подтверждать действиями.
Мозгун оторвался от начинки «Регула», до которой ему не сразу, но все же удалось добраться с помощью принесенных инструментов и, опустив голову вниз, будто опасаясь смотреть в глаза своего хозяина, обратился к Дево:
— Господин капитан, — к удивлению Сивара, Мозгун мог выражаться внятно. Слыша бормотания механика, топазец сомневался в его вменяемости и уж точно не надеялся, что тот способен говорить с этой диковинной штукой на голове. — Все готово. Открывать мальчишку?
— Чего ты ждёшь, убогий? Хочешь, чтобы я отобрал у тебя этот чудный кляп? Живо! — Щупальца на лице Мозгуну задергались, страшась быть отнятыми от носителя, и техник бросился к броне, чтобы через секунду
