— Ах, чтоб тебя! Не пристало мне домой без невесты возвращаться. Лицом-то ты не больно пригожа, ну да не с лица воду пить! А моей красы на двоих хватит. Скинь свои деревенские башмаки и иди сюда! Лошадь нас обоих выдержит.

Думала Киссе, думала, а потом сказала:

— Боюсь я! Графы-то, верно, из того же теста, что и другие. Сватать идет — речи что мед, а женится — переменится. Да и не житье простой девушке среди знатных.

Взбеленился граф и отъехал со своей свитой, злющий-презлющий.

А вскоре явился на мельницу герцог, верный слуга короля. Прослышал он, как сватался граф из Дроннинглюнна и как выставили его с позором со двора. Захотелось тут герцогу этому бесталанному графчику нос утереть.

Разрядился герцог в пух и прах, взял с собой преогромную свиту.

Миссе аж глазами заморгала при виде герцога и забормотала:

— Его-то уж можно бы взять в мужья!

— Помолчи! — прикрикнула на нее Сиссе. — Не пристало мне выходить за кого попало, а неужто ты хуже меня?

Пошел в залу герцог и тоже увидел, что люди правду говорят: красота девиц была его герцогскому званию под стать.

Заговорил тут герцог как по-писаному. Посватался он и стал ответа ждать.

В этот раз повела речь Сиссе.

— Честь велика, да не очень, — молвила она, — и своя честь у всякого есть. Не подобает мне выходить за слугу, хоть и королевского. Сестрица моя думает так же.

Ущипнула она Миссе за руку, а Миссе вздохнула и смолчала. На сей раз была она не прочь замуж выйти, но Сиссе в доме верховодила, и Миссе ей перечить не посмела.

Вскочил герцог на коня — и прочь со двора, только искры из-под копыт посыпались. Но вдруг углядел он Киссе, что поила скотину, и мигом осадил коня.

«Вот и третья сестрица! — сказал он про себя. — Не посвататься ли к ней? Бесталанному графчику она отказала, так что согласие ее нынче в цене. Да и девица, видать, самостоятельная! А не приживется при королевском дворе, будет дома сидеть, деток растить».

Выпрямился герцог в седле и крикнул:

— Эй, девица! Садись на коня! Заживем мы с тобой на славу! Детки у нас пойдут!

— Боюсь я! — сказала Киссе, а сама чуть не плачет.

— Ну, тогда шут с тобой! Мне жены-трусихи не надо! — ответил герцог и поскакал домой ни с чем.

Случилось так, что в Венсюсселе и в Химмерланне, в Тю и на острове Морс все люди до единого узнали, как три сестрицы графа с герцогом спровадили. И потому-то боялись теперь женихи к сестрам заглядывать. Долгие годы никто на мельников двор в приходе Эллинг и глаз не казал.

Киссе тому не нарадуется — только бы не докучали ей сватовством. Хлопотала она по хозяйству и была добра ко всем, так что окрестные женщины хвалят ее, бывало, не нахвалятся.

А в парадной горнице тихо было — слышно, как муха пролетит. Там Сиссе с Миссе сидели, женихов поджидали, неделя за неделей, год за годом. Молодости и красоты у них не прибавлялось. Засиделись они, и в народе стали поговаривать: «Девушки невестятся, а бабушке ровесницы».

Миссе было пожалела:

— Зря не пошли за графа или за герцога.

Но Сиссе молвила спесиво:

— Коли я могу ждать, можешь и ты. Найдется же наконец какой-нибудь жених. За первого пойду я, а потом отыщу мужа и тебе.

Явился наконец сам датский король. Потому что молва о разборчивых невестах с Мельникова двора в Эллинге и до него дошла. Правда, прослышал он про них уж тому лет десять назад, когда жива была еще королева. И король не приезжал, чтоб жене обиды не причинить. Но все те десять лет у короля только и думы было, что о красавицах, которые и графа и герцога с носом оставили.

Но вот умерла королева. А как схоронили ее честь по чести, приказал король переправить его на корабле через Большой и Малый Бельт. Оттуда покатил он в карете прямо в Ольборг, а потом снова переправился на корабле в Сюннбю. Так что езда заняла немало времени.

Под конец прибыл король в Книвхольт и посылает гонца в Эллинг с наказом: приехал-де король, желает переговорить с высокочтимыми девицами и ждет их к себе.

Гонец привез ответ:

«Ежели король желает с нами переговорить, пусть сам и явится».

— Ах, чтоб вас!.. — в сердцах ругнул девиц король.

Стал он думать, как дальше быть, а потом махнул рукой: «Не поворачивать же назад ни с чем, коли так далеко забрался».

Велел он заложить золотую карету и покатил в Эллинг.

Едет король, а народ за ним валом валит. Ведь по всей округе молва разнеслась: «Сам датский король приехал Мельниковых дочек сватать!»

Вошел король в залу, где Сиссе и Миссе сидели. Как увидели сестрицы короля с золотой короной на голове и в горностаевой мантии, поднялись они разом и низко поклонились.

Уселся король в кресло, снял золотую корону и на пол ее рядом с креслом поставил. Обмахнул король лоб шелковым платочком, протер очки. Был он уже в летах, да и не в первый раз сватался, так что хотелось ему невест получше разглядеть.

Вдруг король ухмыльнулся:

— Это ж два перестарка! Ну и пигалицы облезлые! Ах, чтоб их!.. Ну да ничего! Стоило поехать за тридевять земель, чтоб своими глазами увидеть, как граф с герцогом обманулись.

Ухмыльнулся король снова, поднялся, надел корону и к двери пошел. А на сестер и не глядит.

На дворе Киссе стояла. Поклонилась она королю низко и пробормотала:

— Сдается мне, я уже не боюсь!

— Ты не боишься, зато я боюсь! — молвил король. — И скажу тебе, голубушка, довелось мне биться и со шведами, и с вендами, и с англичанами; их я не боялся, а тебя — боюсь!

Прыснула тут со смеху вся свита, и король вместе с ней, и укатили все со двора. Только их невесты и видели.

Люди, что сбежались в усадьбу, тоже услыхали королевские слова — и ну хохотать. Молва про королевские речи стала переходить из уст в уста. И уже смеялся народ во всем Венсюсселе и еще дальше, в Ольборге, на острове Морс и в Тю,